Аугусто числился именно так коротко в файлах криминальных ведомств, но от всех, с кем общался, требовал, чтобы его называли Аугусто Благородный.
Он, собака, постоянно вмешивался в пробор — вот что мешало. Он не говорил: «Ах, вот я сейчас вас всех тут же и убью, если вы не сделаете того-то и того-то!». Он говорил: «Я плачу» — и возразить было трудно.
В этом заключалась вся изощренность его пытки — он действительно платил. Он делал это еще до вмешательства космопола и продолжал делать после. Можно сказать, что его кредо было: «Все-таки я вас убью. Предварительно заплатив».
Куаферы жутко уставали. Но каждую ночь, какой бы сильной ни была усталость, они по нескольку часов готовились к общему бунту. Тихо, чтоб никто не услышал, они обсуждали планы, составляли списки людей Аугусто, собирали на них информацию. Планы все как один получались страшно рискованными, но это заговорщиков не пугало — они были уверены, что найдут способ справиться с бандитами без особенно серьезных потерь для себя.
Однажды кто-то, уже к середине ночи, вдруг предложил:
— А что, если нам попробовать свои методы?
Федер изо всех сил постарался, чтобы никто не заметил его озабоченность.
— Глупости, — сказал он как можно более небрежным и даже пренебрежительным тоном. — Вот на это самое сил у нас просто не хватит. Я уже просчитывал. Спроси Антона.
— Да, — подтвердил Антон, — мы просчитывали, и ничего не получилось.
И замолчал, потому что убедительно врать не умел.
Но пауза не успела затянуться до опасного состояния. Федер поспешил прервать ее разъяснениями.
— Тут, наверное, виноват я, — сказал он разведя руками. — Мы с матшефом по моему настоянию начали делать качественно новый пробор, детали которого — извините, парни, не могу сейчас объяснить почему, — нужно было всячески от вас же и скрывать, иначе вы бы сильно напортачили. Мы не рассчитывали — вот в этом самом и есть моя главная вина, — мы никак не рассчитывали, что вляпаемся в такую уголовщину. Нам нужно сделать не просто классный пробор, нам, парни, захотелось сделать его таким, чтобы все в конце концов ахнули. Просто невозможно сейчас вписать в него хоть что-нибудь, что может помочь нам в борьбе с мамутами Аугусто — не остается для этого ни времени, ни сил, ни просто даже возможности для такой коррекции. Так, Антон?
— Ну-у, в общем, — проблеял тот, — возможностей никаких действительно не остается. Придется все менять, а это и нам не под силу, и сразу будет замечено… противной стороной.
