— О! Ты, кажется, нервничаешь. У тебя уже дрожит голос, — перебил её Саша. До сих пор не пойму, как Нина попалась на такую убогую провокацию! Он приказывал ей нервничать, и она подчинялась, скрипела зубами, но слушалась. Странно, но его голос звучал по телефону совсем иначе. — Я вовсе не сторонник половой дискриминации.
— Ты вот говоришь, что носишь маски, чтобы никто не видел твоего настоящего лица. Это ведь Герман Гессе, я не ошиблась?
— Мои аплодисменты. Видимо, «Степной волк» опять входит в моду.
— Так какое же твое подлинное лицо?
— Это не твоё дело, — оборвал её Саша. — Кстати, по-моему, маска уже приросла к твоему живому личику. Теперь ты сможешь отодрать её только с мясом.
— Ты сатанист? — перескакивала с вопроса на вопрос Нина. Я чувствовала, что их у неё бесчисленное множество.
— Это было бы слишком просто, — нехотя ответил Саша.
— Тогда чем же ты занимаешься?
— Я ставлю спектакли. Не на сцене, а здесь, в жизни. Обычно я играю злых персонажей. Вот как сейчас.
— И никогда — положительных героев?
— От чего же! Вот Алине я бы хотел помочь.
— Ей нужна помощь? — удивилась Нина.
— У неё глубокий психологический кризис.
— А мне? Мне ты не хочешь помочь? Я так запуталась! Мне так плохо!
— Нет, ты мне не нравишься, — спокойно ответил Саша.
— Почему? — Нина затихла, и её голос теперь шелестел, как осенняя листва, отражался, как эхо.
— Ты типичный недочеловек с маленькой буквы. Мне хорошо знакомы эти люди. Скучно! Я знаю, каждый твой шаг на два хода вперёд. И потом, я вообще не люблю людей.
— Мизантроп? Тебе в принципе не знакомо это чувство? Тогда мне жаль тебя! — «Наконец-то!» — порадовалась я. А то я уж боялась, что она так и будет глотать его ереси.
— Ты думаешь, тебе оно знакомо? — зло прервал её Саша. — Я знаю любовь, но я не знаю ненависть. Она бы унизила меня…
— Ты же говорил, что любовь и ненависть — одно и тоже.
— А ты, оказывается, внимательна. Ценю! — Я услышала в его голосе улыбку. Улыбка всегда преображала Сашино лицо, хотя и существовала как бы вне его физиономии, самостоятельно. Это была улыбка-оскал, улыбка-укус, как сказал бы Замятин.
— Кто же тебе тогда интересен?
— Достойный противник для соревнования.
— Есть ли такой? — Нина начала издеваться над ним, а он, кажется, не замечал. Я с удовлетворением заметила его прокол, потому что Саша довольно часто жаловался, что никто не понимает его издёвок.
— Может быть, Бог, — задумчиво протянул он.
— Ого! — присвистнула Нина. — А я? Ведь я зачем-то нужна тебе?
