Боря устало подозвал меня, пригласил подсесть к нему. И снова эти идиотские никому ненужные фразы… Я не выдержала, я сорвалась. — Боря! То, что ты мне говорил в субботу, правда? — перебила его я. — По поводу моих чувств?
— Да!
— Хорошо, что ты спросила, Катюша. Понимаешь, я так запутался. То одно мне кажется, то другое…
— У тебя есть сигареты? — мне больше не хотелось его слушать.
— Есть, конечно, — встрепенулся Боря. — Я тебе не предлагаю, как-то странно — ты и сигарета. Бери сама, я не могу давать тебе эту отраву.
— Ну так что же? — видимо, я все-таки неизлечимая мазохистка.
— Мне нужно побыть одному. Разобраться во всем… Я возьму больничный, поеду загород… Ты, главное, не решай пока ничего.
— Ну уж это, как получится, — это отвечала не я. Это настойчиво подергивались останки моей гордости.
— Ты прости меня… Все так ужасно. Я не хотел.
— Ну что ты! Спасибо тебе! Ты ни в чем не виноват, — улыбнулась я и вылетела из этого темного царства, Родины моей любви.
На работе никого не было. Я вошла в свой кабинет, рухнула на стул и завыла. Я еще не знала, над чем я плачу. Я еще не могла думать, и всеми моими поступками руководили инстинкты: больно? страшно? Значит надо плакать! Вошла Таня. Я кратко изложила ей суть произошедшего. Она что-то говорила, утешала.
— Вот козел! Катюш! Это не ты плохая, это он идиот. Ты поплачь, конечно…
Я убежала в другой кабинет. Там было пусто, холодно. Мои руки не отпускали сигареты, и скоро я уже начала задыхаться от аритмии и удушливого дыма. В мозгу помутнело. Я не понимала, как я еще жива. Разве мне можно жить? Вдруг где-то рядом прозвенел телефон.
— Да, — выдавила из себя я.
— Катюша! Что с тобой? — говорила трубка. Это была Аня. Она всегда чувствовала, если со мной что-то не так. И через пару часов она уже громко поливала всех мужиков и Борю в частности, сидя вместе со мной в «Трюме» и отпаивая меня шампанским.
— Анечка, но ведь все люди разные, — пыталась вмешаться я.
— Правильно! Люди разные, а мужики одинаковые. А этого урода я просто ненавижу! Черт! Такой цветочек сорвал и выкинул! — орала она, не обращая внимания на удивленные взгляды посетителей кафе. Вдруг сквозь дымку никотина и пелену, окутывающую мое сознание алкоголем, я увидела его. Господи! Такой скорби я еще не замечала ни на одном лице. И вновь я забыла себя, я чувствовала лишь его боль. Слезы высохли, я опять улыбалась. Нет! Мне хорошо. Я не могу быть источником его страданий. Ни за что! Это было тринадцатого августа. Действительно, чертова дюжина.
