36 и 6 | страница 36



… Мы часами сидели, обнявшись.

Она гасила мои губы поцелуями, и я уплывал в счастливый долгий сон. Вика… Виктория. Мягкое «В», звонкие гласные, ударяю на «и» и взлетаю на «а» ввысь, закручивая любимое имя воздушным пируэтом. Всегда думал, что быть счастливым — значит любить. Нет! Я непростительно ошибался. Счастье — это, когда разлюбил, когда не любишь…

Стал думать о самоубийстве. Брался за телефон, тут же складывал антенну, возвращал его на пульт и сползал на пол. Мне казалось, я должен биться головой о стену, рыдать, но не было сил даже вздохнуть. Всё было кончено, но поверить в конец я был не в состоянии. До невероятного сжималось сердце. Я заламывал руки, как в старых фильмах, и молча мерил шагами периметр комнаты. Так хотя бы ясно, что ещё существуешь. А надо ли? Отклеил от оконных рам лейкопластырь, с трудом открыл окно и ступил на широкий выступ — крышу магазина, занимавшего два первых этажа. Сразу окунулся в весеннюю прохладу. Всё вокруг жаждало жизни, стремилось вырваться из прозаических оков. Какие-то невероятно яркие краски, острые запахи… Пожалуй, лишь весной подобное вычурное многообразие приводит людей в неописуемый восторг, заставляет сердца биться особенно неровно. Теперь я вдруг ясно увидел всю искусственность этого хмельного веселья. А ведь совсем недавно мне тоже казалось, что я вот-вот растворюсь в музыке жизни, сольюсь с общечеловеческим счастьем. С отвращением смотрел на розовеющее небо, обсыпанные зелёным пушком деревья. Меня охватило какое-то нарастающее, непреодолимое раздражение. Боль в сердце становилась всё сильней и, казалось, что если я сейчас же не разрыдаюсь, то обязательно взорвусь. Я даже видел, как всё вокруг зальёт моей кровью, и Лиза долго потом будет отмывать белоснежный подоконник… Красные брызги на белом, на сером асфальте, несколько капель на молоденьких листочках… Неплохой рисунок. Милане понравилось бы… «Это должно кончится!» — единственная мысль, которая ещё вертелась в мозгу. Я решительно шагнул к краю крыши, зажмурил глаза… Что-то острое воткнулось мне в ступню. Обессилено опустился на грязный, заплёванный окурками цемент. В глазах совсем стемнело, издалека я услышал, как по одеревеневшим щекам побежали слёзы.

— Андрей! Черт возьми! Это ещё что такое? — почувствовал, что Лиза втаскивает меня обратно в комнату, бережно усаживает на диван. — Ну что с тобой такое? Ты в гроб решил меня вогнать? Что у тебя с ногой?! Нет! Ты меня доведёшь! Это каким же надо быть идиотом, чтобы вылезти в окно и шляться босиком по загаженной крыше! Надеюсь, столбняк тебе обеспечен, может, хоть ума прибавится.