— Ольга! — громким шёпотом прохрипел он и вжал голову в плечи. — Оль-га! — ещё раз по слогам, почти на распев, затягивая гласные. Как трогательно! Боится разбудить, поэтому орёт шёпотом. Ольга так и не появилась. Лунатик растворился в темноте. Затикали валидоловые минуты. Вино, валокордин, карволол, тоска и жуткая муть. Глухая к мольбам ночь. Кому-нибудь вообще есть дело до меня? Замечательное слэнговое словечко — «параллельно». Весь мир — это тысячи, миллионы параллелей, которые по законам геометрии никогда не пересекутся. Что ж! Мне тоже параллельно. Физически ощущал воздействие на гипоталамус. Нейросекрет, гормон гипофиза, угнетение перистальтики. Как я ещё жив? На какой я, интересно, стадии? Тревога? Резистентность? Истощение? Рассудок утопал в транквилизаторах. Валерьянка сводила с ума. Ощущение непреодолимой тоски становилось всё более навязчивым. Мне стало казаться, что я какая-то безродная собака, которую хозяева вечно оставляют в квартире. Я вижу окружающий мир только через окно. Мне доступны его краски, очертания, отчасти звуки, но я лишён запахов, не могу почувствовать его, попробовать на вкус, а те редкие прогулки, которые позволяют мне на несколько мгновений оказаться вне ненавистных стен, дают лишь смутное, весьма расплывчатое представление о жизни. Моя жизнь — это тиски: стены, потолок, пол и стекло. Конечно, его можно разбить, впустить ветер, потонуть в звуках улицы… Но всё, что я наделал, всё, что со мной случалось, происходило как раз на улице, а не в четырёх стенах, куда я однажды выбрался через опрометчиво оставленное открытым окно. За стеклом не только другая жизнь, за стеклом — смерть…
Мной окончательно завладела мизантропия, развилась ксенофобия. Не мог спокойно смотреть на цветы… Кому могут понравиться эти увядающие трупики? Что за традиция — дарить друг другу чужую смерть? Дикость какая-то! Людей ненавидел выборочно, вспышками. Особенно сильным отвращение к homo sapiens становилось за трапезой. Нет ничего гаже жующего человека. Чавкущие челюсти, ковыряние вилкой, глотание, движение кадыка… У меня закладывало уши, хотелось броситься на кого-нибудь, избить до полусмерти. Но я только скрипел зубами и сам начинал рвать куски чужого мяса, чтобы ничего не слышать кроме собственных челюстей. Порой боялся выйти на улицу. Воспалённый мозг разродился идеей, что чем больше людей тебя окружает, тем больше боли ты испытываешь. Надо оградить себя. Надо прекратить все отношения. Потом вспоминал
