Уже совсем весна. Действительно, несравненная. Когда снег только ещё начал сходить, ко мне пришла Милана. Я ей сначала страшно обрадовался. Но потом содрогнулся — увидел живот. Через несколько мгновений я, конечно, догадался, что она не беременна, но догадка лишь усугубила моё шоковое состояние. Что это?! Она сошла с ума?! Что за отчаянное враньё!! Вспомнил собственные бредни, рождаемые сознанием. Решил ей подыграть.
— Тебя можно поздравить?
И тут случилось непоправимое. Подушка под платьем шелохнулась и медленно выползла — живот моментально исчез. Милана закусила губу.
— Кажется, у меня отошли воды… — взмах ресниц. Она неожиданно расхохоталась. — Подменили! Представляешь, вместо ребёнка подушка! Придётся в милицию обращаться! Помнишь, 71 отделение? — её лицо покрылось пятнами, из глаз заструились слёзы. Лиза говорила, что если всё время обманывать себя, рано или поздно сойдёшь с ума. На кухонном языке то, что творится с Миланой, называется крушение планов. Длительное переживание отрицательных эмоций из-за того, что что-то, бесконечно дорогое, важное, рухнуло, не получилось. Обычно такие люди настроены крайне агрессивно по отношению к фрустратору. Может, она пришла меня убить? Нет, Милана удалилась в мир грёз, она регрессирует. Вероятно, дело дошло уже до начальной стадии шизофрении. У неё, скорее всего, ослабла память и исчезла способность к логическому мышлению. Лиза часто пророчит мне этот диагноз. Тьфу! В конце концов, я не врач! Какого чёрта я занимаюсь недипломированной диагностикой!
— Прости! — одними губами, еле слышно. Ответил взглядом. Дескать, ничего страшного. Собрался с силами, нашёл свой голос:
— Милана, ты ведь не замужем… Я прав?
— Да, — скорее кивнула, чем сказала.
— Зачем?
— Так проще… Прости, у меня не получилось…
— А ребёнок… то есть подушка?
Через силу, пряча глаза:
— Чтобы хоть что-то осталось… Я так этого хотела.
Во что превратилась эта яркая красивая девочка? Неужели я так страшно действую на неё? Или всё это лишь юношеский бред? Она сидела передо мной и умоляла не отвернуться от её отчаяния, понять то, что не в силах была осознать она, порабощённая собственным страданием. Милана как будто вдруг сжалась, уменьшилась, утонула в мякоти дивана… Заметил, наконец, выбившуюся прядь взмокших от испарины волос — она покрасилась, стала блондинкой. Я чуть не взвыл от боли, увидев эти искусственные обесцвеченные кудряшки. Горячая волна испепеляющего огня, жгущего её сердце, вдруг окутала и меня, и весь я как бы проникся чужим страданием, на себе ощутил пыльный пепел необузданного костра, пожирающего Милану. Этот пожар нещадно сушил её лихорадочным пламенем и коварно подкрадывался ко мне, прикоснувшемуся к её уродующей болезни. Вспыхнувшие жаром глаза рассеянно блуждали от предмета к предмету, пытаясь зацепиться за что-нибудь и не находя опоры. Попытался обнять её, защитить от боли. Но она ускользнула, убежала.
