— Хорошо. Благодарю, Джо. Я не забуду твоей услуги.
Джорджио не забыл также, что после отправки Катарины он должен сжечь все, во что был одет, перегнать новенький «паккард» в Непонсет и сбросить его с утеса в море. Он было заартачился, не хотел гробить автомобиль, но дон Франко настоял и, вероятно, был прав.
На следующий день Франко объявил, что люди из Бруклина собираются остаться на неделю и Анна нужна ему в доме. Она и маленькая Роза вынуждены отложить свое путешествие в Нантаскет.
— Мне все равно, — сказала его жена. — Но ты, наверное, сошел с ума, позволяя ей оставаться там одной.
Пусть она возвращается домой, Франко.
— Нет. Предоставь мне решать это, Анна. Катарине нужна перемена, чтобы отдохнуть от всех нас. Она будет лучше чувствовать себя, когда вернется, вот увидишь.
Катарина Паскуале Салиателли не вернулась домой на Марджин-стрит. Через пять дней по прибытии в Нантаскет у нее обнаружились первые симптомы скарлатины, и дом подвергся карантину. Хозяйка сожгла все, что Катарина привезла с собой, включая красное платье и голубую шаль, но было поздно. Катарина умерла на следующей неделе, а рыжеволосая женщина последовала за ней через десять дней.
Бенни Кейн и Дино Салиателли знали друг о друге только в общих чертах. Ни тому, ни другому не было известно о большой схожести в их судьбе. Сходство проявлялось не только в их деятельности и не только в том, что они, оставаясь одинокими, сделались редкостью в век, когда овдовевшие мужчины обычно быстро вступали в повторный брак. Общность их жизни скорее определялась тем, что первые десятилетия двадцатого века стали эрой огромных перемен в Америке.
С появлением автомобилей, нового развлечения под названием «кино», а вскоре после этого — радио жизнь стала интенсивно изменяться. На смену прежним духовным и материальным ценностям пришли новые, перешагнув через ранее прочные барьеры. Традиции и обычаи, укоренявшиеся веками, претерпевали изменения. Естественно, Майер Кейн и Роза Салиателли были детьми своего времени и не желали делиться планами со своими отцами.
— Роза, где твои серьги? — спросил Дино у дочери, которой в майский день 1919 года исполнилось четырнадцать.
Она отвела глаза, но не стала притворяться, что не поняла вопроса.
— Они в моей комнате, па. Хранятся в ящичке.
— Зачем их хранить? Почему ты не надеваешь их?
Твой дед подарил эти серьги, когда тебе было три месяца. Это семейная традиция.
— Знаю. И они мне очень нравятся. Только в наше время дети в моем возрасте не носят серьги. — Она продолжала помешивать ложкой в чашке с густым мясным супом.
