— Чарли, а почему вы решили приехать в Амстердам? — непринужденно поинтересовался он.
Чарли воспрянула, услышав нейтральный вопрос, и с готовностью ответила:
— О, потому что это так здорово. Я здесь могу писать картины. Это такой замечательный город, эти каналы, красивые старинные дома. Нигде нет ничего подобного.
— Вы всегда пишете маслом?
— О нет. Только когда предмет изображения того стоит. Обычно я пишу акварелью и акриловыми красками. Иногда я даже расписываю стены. Как, например, в торговом центре в Хилверсуме два месяца назад, — не без гордости добавила она.
— За вознаграждение? — Он лукаво поднял бровь.
— Ага, — с ухмылкой ответила она. — Время от времени я работаю за деньги.
— А, — чуть заметно кивнул он. — Значит, я могу когда-нибудь заглянуть к вам на лодку посмотреть на ваши работы и, может, даже сделать вам заказ?
— Ой! — У нее упало сердце.
— На оформление моего офиса. В приемных довольно мрачные стены, немного краски им не повредит — что-нибудь живенькое, в современном стиле. Что вы об этом думаете?
Она колебалась, ища предлог отказаться, но под прицелом его серых холодных глаз ее мозг был не в состоянии работать.
— М-может быть, — пробормотала она. — Посмотрим… если у меня будет время.
Он улыбнулся: чего-чего, а времени у нее хватало, он знал, что она больше ничем не занята. Казалось, он вполне спокоен и нисколько не реагирует на высокое напряжение, возникшее между ними.
— А скажите мне, Чарли, — непринужденно продолжал он, — где вы вообще живете?
— Везде и нигде. — Ей не удалось скрыть горечь. — Родилась я в Хэмпшире, но мой отец — он работает в комиссии Европейского Сообщества все время в разъездах. Поэтому я выросла в пансионах.
— А ваша мама?
— О, она исчезла, когда мне было пять лет. — Чарли небрежно махнула рукой; эта маленькая речь была частью ее защитного арсенала, и она произносила ее, не испытывая боли. — Я даже ее не виню. Иначе она бы умерла со скуки.
— Она вас бросила? — В его голосе слышалось явное неодобрение.
— Да нет, не бросила, собственно говоря, — сказала она, обрадовавшись, что он по крайней мере остановился на одной теме. — Она взяла меня с собой. Мы жили в одной коммуне в Уэльсе. Это было здорово. Так прошло три года, а потом мой Дорогой папочка решил, что она мне плохая мать, подал в суд и получил надо мной опеку. Не знаю, чего он добивался, я ему была не нужна. Что хорошего иметь на шее восьмилетнюю девчонку? Он не мог дождаться, чтобы поскорей пристроить меня в какой-нибудь престижный пансион, где его дочь обучили бы хорошим манерам. Только сделать из меня леди так и не удалось, прибавила она с явным удовлетворением. — Никому из них.
