По приказу министров во дворец были тут же собраны красивейшие в стране дамы, истые феи по изяществу и очарованию, и, роскошно разодетые, засажены вязать филе. Но что проку? Пестрая птица не показывалась, принцесса Мистилис оставалась все той же фарфоровой куколкой; родники, бившие из Урдар-озера, с каждым днем все больше иссякали, на что все подданные жестоко роптали. И вот, четыре министра, близкие к отчаянию, сели у болота, бывшего когда-то светлым как зеркало Урдар-озером, и с громкими жалобами, в самых трогательных словах умоляли мага Гермода сжалиться над ними и несчастной страной. Из глуби озера послышался глухой стон; цветок лотоса раскрыл свою чашечку, из нее поднялся маг Гермод и сердито сказал:
― Несчастные! Ослепленные! Вы говорили в лесу не со мной, а со злобным демоном, с самим Тифоном, который вовлек вас в свою дьявольскую игру, раскрыв вам роковую тайну ящичка с филейным вязанием! Но самому себе в ущерб он сказал больше правды, чем хотел. Пусть нежные ручки дам вяжут филе, пусть будет поймана пестрая птица, однако услышьте настоящую загадку, решение которой снимет с принцессы Мистилис заклятие!»
Дойдя до этих строк, старичок умолк, поднялся с места и обратился к куколкам, лежавшим среди полукружия дам на порфировом алтаре:
― Славная венценосная чета, дорогие король Офиох и королева Лирис! Благоволите наконец принять участие в нашем паломничестве, облачившись в скромное дорожное платье, которым я вас снабдил. Я, ваш друг Руффиамонте, исполню то, что обещал!
Руффиамонте повернулся к окружающим его дамам и сказал:
― Вам пора прекратить вязание и повторить таинственные слова великого приговора, которые изрек маг Гермод, когда стоял в чудесной чашечке лотоса.
И пока Руффиамонте отбивал такт серебряной палочкой, сильно ударяя ею по раскрытой книге, дамы, поднявшись со своих мест и еще теснее окружив мага, хором прочли следующие стихи:
Где та страна безоблачной лазури,
На чьей земле благоухает счастье?
Где город пестрых толп, что, балагуря,
Спешат в веселии принять участье?
Где круглый, как яйцо, мирок фантазий,
Нас покоряющий своею властью?
Где власть волшебного разнообразия?
Кто этот «я», который в состоянье
Родить «не-я» в неистовом экстазе
И выискать блаженству оправданье?
Страна и город, мир и «я» ― все это
Приобрело невиданную ясность,
И «я», отказывавшийся от света,
Свою осознает к нему причастность.
И правда жизни обретает силу,
Отвергнув ложной мудрости опасность.
