Кари Мундаль, жена хозяина дома, была общественной иконой хорошей старомодной домохозяйки: не работала, сидела дома с четырьмя дочерьми и тремя сыновьями и обожала мужа, который никогда не скрывал, что верная супруга является главной причиной его успеха на политической арене.
— Во всех домах должна быть Кари, — часто повторял он в интервью, не обращая внимания на горячие протесты молодых женщин. — Одна Кари дома стоит десяти Кари в офисе!
Кари Мундаль следила за домом и гладила рубашки больше сорока лет. Она охотно общалась с журналистами из еженедельников и субботних развлекательных программ и после того, как муж ушел из большой политики, стала национальным талисманом, простой, милой и ясно мыслящей маленькой бабушкой.
— Вы туалет искали? — еще раз спросила она, снова указывая в сторону.
— Да, — ответил Ингвар. — Обидно уходить во время речи вашего мужа...
— Ну, надо так надо, — прервала Кари Мундаль. — Пойдем, Рудольф?
Рудольф Фьорд еще раз неуклюже поклонился, ему явно было не по себе. Он последовал за Кари, дверь в гостиную открылась и бесшумно закрылась за ними.
Ингвар остался в одиночестве.
Голос в гостиной звучал теперь монотонно. Ингвар с любопытством подумал, начнет ли собрание петь. Тело Вибекке Хайнербак нескоро еще предоставят для похорон. Казалось бы, в нынешнем вечере памяти не было ничего странного, однако, придя сюда, он поймал себя на мысли: есть что-то пошлое в том, чтобы устраивать такой вечер здесь, в частном доме, как импровизированный, но на самом деле хорошо организованный спектакль.
Когда Ингвар заглянул в кухню, в которой ссорились до этого Рудольф Фьорд и Кари Мундаль, он окончательно утвердился в этой мысли. Кухня была огромная, спланированная словно бы в расчете на приемы, подобные сегодняшнему. На столе и на полках плотно стояли серебряные блюда с бутербродами и аппетитными закусками, зажатые мисками разноцветных салатов. У стены громоздилось несколько ящиков с минеральной водой. На подоконнике, который был полметра в ширину и не меньше двух метров в длину, хозяйка расположила множество бутылок белого и красного вина, некоторые из них были уже открыты.
Ингвар осторожно поднял пленку на одном из подносов, сунул в рот три кусочка курицы и вышел из кухни.
Он заметил комнату в конце холла. Пока он энергично жевал и пытался отыскать свое пальто в свалке верхней одежды, пиджаков, шляп и шарфов, его вдруг осенило, что фру Мундаль не спросила, кто он такой и зачем пришел. Она вряд ли могла знать его: Ингвар только один раз давал интервью одному из национальных телеканалов, а днем позже пообещал себе и своему начальству, что это никогда не повторится.
