Старушка оглянулась и через плечо спросила:
— А вы, батюшка, уж не полячишку ли в убийстве подозреваете?
Вирхов остановился.
— А когда Аглая должна была богатый заказ выполнить? Не к Пасхе ли?
— Чего не знаю, того не знаю, — огорчилась старушка, — кабы знать заранее, что такая беда грянет, поспрошала бы и вдоль и поперек, а так не полюбопытничала, грешна… Хотя погодите… Аглаша обещала мне на огородишке помочь — вот на будущей неделе, говорила, посвободнее буду. Верно, к Пасхе и должна была управиться.
— А не было ли у Аглаи другого сердечного дружка на примете? — И так как Лукерья не отвечала, Вирхов решил помочь ей: — Художник, например, что выше этажом жил? Про него Аглая ничего не говорила?
— Хвалила его, она у него по хозяйству хлопотала, да и жалела очень. Иной раз, говорила, затемно работает, поесть забывает. Если бы не Аглаша, так и с голоду помер. Но чтоб замуж ее звал, речи не было. — И так как Карл Иванович слушал внимательно, не перебивал и сердечными делами покойной племянницы явно интересовался, Лукерья Христофоровна совсем разоткровенничалась: — А кто их знает, дело молодое. Денег у него не брала, я спрашивала, да он и не предлагал. На еду, правда, давал да подарки делал, то шаль, то сережки позолоченные подарит. Не обижал он ее, не слышала…
— А какие отношения были у вашей племянницы с хозяйкой, Матильдой Яновной?
Вирхов намеренно избегал в разговоре употреблять слово «покойная».
— В гости к друг другу ходили. Матильда-то женщина одинокая, скучно ей. Родни в Петербурге никакой. Дом от покойного мужа достался, вдовеет она давно, бездетная. Нет, хозяйка Аглашу жаловала, за чистоплотность уважала, заказчиков ей приискивала.
— Спасибо, Лукерья Христофоровна. — Вирхов чувствовал исчерпанность допроса, ничего более свидетельница сообщить ему не могла. — Я распоряжусь, чтобы вас до вашего дома доставили, а то вам далеко добираться.
— Спасибо тебе, батюшка, за доброту твою, — поклонилась вставшая со стула старушка, — век за тебя молиться буду.
Письмоводитель поднес бумаги, на которых допрашиваемая поставила крупный крест вместо подписи, потом Карл Иванович проводил свидетельницу до дверей.
Кандидат, белокурый молодой человек с тоненькой шеей, жалобно выглядывавшей из крахмального воротничка рубашки, со светлыми прямыми усиками, не придававшими ему солидности, следил за допросом с затаенным дыханием — теперь наконец-то он мог отчитаться. В полицейской картотеке имя Крачковского не значилось. Не было ни отпечатков его пальцев, ни описаний, ни упоминаний в связи с другими криминальными происшествиями. Вирхов поблагодарил старательного помощника. И призадумался: сведений из адресного стола еще не поступило, а Матильда Бендерецкая клялась, что адреса Крачковского не знает. Телефонировать в сыскную бесполезно, сейчас агенты обходят костелы, шныряют по всем злачным местам, ищут таинственного поляка, выясняют в православных храмах, не заказывал ли кто-нибудь пелены с именем Дмитрия Донского.
