– Название меткое – «Катастрофа»,- усмехнулся Еременко. – Оно и определяет судьбу этих новоявленных реалистов.
– Собачий бред, конечно, – сказал Юлин. – Зато вот здесь есть чему поучиться! – И показал на картину, на которой расписаны куры с петухом в центре. Картина пестрила красками, от нее рябило в глазах, и Еременке почему-то вспомнились репинские слова об импрессионистах: «Я не могу долго смотреть на это разложение цветов: глазам делается больно сводить эти ярко-зеленые краски с голубыми полосами, долженствующие изображать тени».
– Чему же здесь можно учиться? – спросил Петр, недовольно морщась.
– Живописи, – самоуверенно ответил Борис. – Кто станет оспаривать, что написано великолепно? Как по-твоему, Дианочка?
– Красиво, – уклончиво ответила девушка.
– А красота – это и есть главное в искусстве! – торжественно провозгласил Юлин.
Еременко посмотрел в его полное, должно быть, размягченное лицо и неохотно возразил:
– А мне казалось, главное в искусстве – мысль, чувство, содержание.
– Боря – неисправимый эстет, – примирительно сказала Диана, улыбаясь влажными вопрошающими глазами. Но улыбка получилась фальшивой.
«Как это глупо!» – подумал Еременко и, взглянув на часы, начал прощаться. Диана ответила ему обиженным взглядом.
В это время вошла соскучившаяся по Юлину Вика, за ней, как тень, втиснулась долговязая фигура Ефима Яковлева. В маленькой комнате стало тесно. Диана пожаловалась, что Петр Александрович собрался уходить.
– Так рано? – Вика сделала удивленные глазки, – Мы вас не отпустим! Вы наш пленник.
– Да понимаете, Вика… – начал смущенно Еременко.
– Пойдемте в гостиную, – позвал Яковлев – Там обсуждаются мировые проблемы
Диана шла без особой охоты: «мировые проблемы» ей давно уже надоели. Когда подходили к двери гостиной, Еременко услышал:
– Не понимаю, зачем он вам? – раздраженно спрашивал Юлин-старший.
– Талантливый художник, – отвечал голос хозяина.
– Ну и что же?
– Пригодится…
Еременко остановился, пропустив вперед себя Бориса. В гостиной сидели Иванов-Петренко и Кирилл Маркович. Пчелкина и медика не было. «О ком они говорили?» – подумал Еременко. Ему стало невыносимо в этом «салоне», хотелось быстрей уйти. Но куда же девался Пчелкин? Ах, вот он. Николай Николаевич вошел, как всегда, с сияющей улыбкой. Кирилл Маркович встретил его вопросом:
– У вас дача с лифтом?
– У меня и дачи нет, и не желаю иметь, – расхохотался Пчелкин – Предпочитаю ежегодно снимать. Меньше мороки…
