Он продолжал улыбаться.
– А теперь я гуляю с тобой по современным улицам.
– И тебе это доставляет удовольствие.
– Да, совершенно верно. Мои храмы были старыми даже тогда, когда я жил в первый раз. Но мавзолей Клеопатры был построен сравнительно недавно. – Он замолчал, снова расстроившись. – Для меня это как вчерашний день, понимаешь? Хотя он похож на сон и кажется далеким. Почему-то я чувствовал, что проходят столетия, хотя и спал. Пока я спал, мой дух развивался.
Джулия вспомнила те же слова в отцовском переводе.
– Что тебе снилось, Рамзес?
– Ничего, дорогая, ничего, что было бы интересно человеку нового времени! – Он помолчал. – Когда мы устаем, то начинаем говорить о своих снах – будто бы во сне сбываются мечты, которые не сбылись в жизни. И, просыпаясь, чувствуем разочарование. Но для странника реальный мир всегда остается самым желанным. И усталость приходит только тогда, когда мир становится похожим на сон.
Он смотрел на струйки дождя. Джулия слушала его слова, почти не вникая в их смысл. В ее недолгой еще жизни было достаточно горя, чтобы благословлять эту реальность. Ранняя смерть матери очень сблизила ее с отцом. Она очень старалась полюбить Алекса Саварелла, потому что он так хотел; но ее отец не обращал на это внимания. Но на самом деле она любила только идеи, только вещи, так же как и отец. Может, он это и имел в виду? Она не была уверена.
– Ты не хочешь возвращаться в Египет, тебе ведь не нужна встреча со старым миром? – спросила она.
– Я разрываюсь, – прошептал он.
Порыв ветра поднял с мостовой бумажный мусор; сухие листья полетели, кружась, вдоль чугунной ограды. Наверху жалобно зазвенели электрические провода, и Рамзес запрокинул голову, чтобы посмотреть на них.
– Даже более живо, чем во сне, – прошептал он, снова поворачиваясь к тусклой желтой лампочке фонаря. – Мне нравится это время, дорогая, – сказал он. – Ты простишь меня за то, что я называю тебя так? Моя дорогая. Так ты однажды назвала своего друга Алекса: «мой дорогой».
– Называй как хочешь, – сказала Джулия. «Потому что я люблю тебя гораздо больше, чем его!»
Рамзес снова одарил ее своей неподражаемо теплой улыбкой. Подошел к ней, раскрыв объятия, и вдруг поднял на руки.
– Маленькая легкая царица! – сказал он.
– Опусти меня на землю, великий царь, – прошептала она.
– Зачем это?
– Потому что это приказ.
Подчиняясь, он осторожно поставил ее на ноги и низко поклонился.
– А куда мы направимся теперь, моя царица, – домой, во дворец Стратфордов, что в районе Мэйфейра, на земле Лондона, в Англии, позднее более известной как Британия?
