– Этим нужно заняться в первую очередь, – сказал Дуайер. – Я это понял в первый же день, когда ступил на палубу судна в первом своем плавании. Простому матросу, даже боцману в будущем ничего не светит. У них собачья жизнь, и они в пятьдесят лет превратятся в изможденных стариков. Даже на американских судах, с их профсоюзом, свежими фруктами и всем прочим. Тоже мне, большие дела, свежие фрукты. Самое главное – это уметь строить планы на будущее. Нужны полоски на рукаве. В следующий раз после нашего возвращения я поеду в Бостон, попытаюсь там сдать экзамен на второго помощника, получить корочки.
Томас с любопытством посмотрел на него. На нем – матросская белая шапочка, надвинутая на уши, желтая зюйдвестка, крепкие, новые, высокие рабочие ботинки на резиновой подошве. Низенький, похожий, скорее, на мальчика, вырядившегося на костюмированный бал в новую, с иголочки, опрятную морскую форменку. От ветра лицо его раскраснелось, но это лицо – не лицо мужчины, привыкшего к непогоде, а, скорее, девушки, непривычной к холоду, которая вдруг оказалась на морозе. Длинные черные ресницы над мягкими черными глазами. Казалось, в них застыл какой-то вопрос. Слишком большой рот со слишком полными подвижными губами. Он все время нервно то вытаскивал руки из карманов, то засовывал их обратно.
Боже, подумал Томас, вот для чего он подошел поговорить со мной, вот почему он всегда мне улыбается, когда проходит мимо. Лучше поставить этого ублюдка сразу на место.
– Ну, если ты такой у нас образованный, – грубо начал он, – с дипломом помощника капитана, то чего ты здесь делаешь вместе с нами, несчастными матросиками? Почему в белоснежной офицерской форме не танцуешь с какой-нибудь богатой наследницей на палубе совершающего круиз парохода?
– Я не пытаюсь доказать, что я выше вас всех, Джордах, – ответил Дуайер. – Честно. Просто иногда хочется с кем-то поговорить, а мы с тобой – одного возраста, к тому же ты американец, и у тебя есть чувство собственного достоинства. Я это сразу заметил. Чувство собственного достоинства. Все остальные на этом судне – просто животные. Они всегда надо мной потешаются, потому что я не такой, как они, у меня есть честолюбие, амбиции, и я не хочу играть с ними в их мошеннический покер. Ты, вероятно, это и сам заметил.
– Ничего я не заметил, – оборвал его Томас.
– Они думают, что я педик или еще кто, – продолжал Дуайер. – Ты это заметил?
– Нет, не заметил. – В кают-компанию Томас приходил только есть и в другое время там никогда не появлялся.
