Рудольф проигнорировал ее колкое замечание, ему не хотелось разыгрывать мелодраму.
– Билли поживет у нас всего несколько дней, – сказал он, – мальчику требуется забота и доброе отношение, и я сделаю все для этого, так же как и Марта.
– Ну, а что я скажу отцу Макдоннелу? – она возвела свои невидящие, в несколько раз увеличенные толстыми стеклами очков глаза к небесам, перед воображаемыми вратами которых теоретически должен был стоять священник.
– Ты скажешь отцу Макдоннелу, что наконец познала добродетель христианской благотворительности, – посоветовал Рудольф.
– Ах, – недовольно воскликнула она. – Только тебе и разглагольствовать о христианской благотворительности. Ты хоть раз был в церкви?
– У меня нет времени на споры с тобой, – строго сказал Рудольф. – Калдервуд меня уже давно ждет. Ты поняла, как должна вести себя по отношению к этому мальчику?
– Я его и близко к себе не допущу, – твердила она, цитируя фразу из какого-то своего любимого чтива. – Я запрусь в своей комнате, пусть Марта приносит мне еду на подносе сюда.
– Можешь делать что хочешь, мама, – спокойно сказал Рудольф. – Если ты так поступишь, то я лишу тебя всего. Никакой машины, никаких партий в бридж, никаких счетов из магазинов, никаких салонов красоты, никаких обедов для отца Макдоннела. Подумай-ка лучше об этом. – Он поднялся. – Ну, мне пора. Марта сейчас будет кормить Билли обедом. Неплохо и тебе присоединиться к ним.
Когда он выходил из комнаты, у матери из глаз текли слезы. Как подло с моей стороны выступать с такими угрозами в адрес старухи, подумал он. Но почему бы ей не умереть? Достойно. Без этой завивки, без этой краски на голове, без помады на старческих губах.
В коридоре, посмотрев на часы деда, он увидел, что у него еще есть немного времени в запасе и он успеет позвонить Гретхен в Калифорнию. Рудольф немедленно заказал по междугородной разговор, налил себе еще виски в стакан и стал ждать, когда его соединят с квартирой Гретхен. Калдервуд, конечно, мог почувствовать запах алкоголя и скорчить недовольную мину, но это Рудольфа уже не трогало. Потягивая виски, он вспоминал, где он был и что делал в этот час вчера. Их с Джин переплетенные тела на мягкой кровати в сумеречной комнате, красные шерстяные чулки на полу, ее сладостное обжигающее дыхание сливается с его дыханием – запах рома с лимонной корочкой. Лежала ли когда-нибудь его мать в сладостных объятиях любовника вот в такой холодный декабрьский день, нетерпеливо, быстро и небрежно, как и подобает любовнице, сбросив с себя одежду на пол?
