Книга без переплета | страница 24
Михаил Анатольевич тяжело вздохнул. Воображение его силилось представить сказочный мир Пэка, и возвращаться к мыслям о своих злоключениях не хотелось ничуть.
— Что случилось со мной… но позвольте… если я вас правильно понял, Ловчий-то — существо из нашего мира? Значит, и у нас водятся такие…
Он вытаращился на отшельника во все глаза, пораженный этой мыслью.
— О чем это ты?
— О домовых, — выговорил наконец Овечкин страшное слово. — Они тоже существуют на самом деле?
— А как же! Существуют, только людям не показываются. Вернее, люди их больше не видят. Чтобы видеть, нужна вера. И отсутствие страха. А трудно сказать, чего больше в современных людях — страха или безверия. А ты неужто видел?
— Видел, — сказал Овечкин и содрогнулся. — Одного.
— Вот оно что! Чудно… неужели же это он тебя так расстроил?
— Нет… то есть да, конечно. Но дело совсем не в этом. Значит, вы в них верите?
Отшельник засмеялся.
— Трудненько было бы не верить, когда у меня тут свой живет вот уж лет четыреста!
Овечкин подпрыгнул и нервно заозирался по сторонам.
— Не бойся, не бойся, нету его сейчас. Мышковать ушел.
— Куда ушел?
— Успокойся. Никто тебя здесь не обидит. Расскажи лучше, что же тебя расстроило. Али домовой?
— Можно, я с ногами сяду? — вместо ответа спросил Овечкин, после отшельникова сообщения снова почувствовавший себя крайне неуютно.
— Садись, как хочешь, — старик с трудом сдержал смех, и Михаил Анатольевич торопливо подобрал под себя ноги, неудобно скорчившись на табуретке.
— Он меня очень напугал, — виновато сказал Овечкин в свое оправдание. — Так напугал, что я убежал из дому и боюсь возвращаться. Только не смейтесь надо мною, пожалуйста. Если б вы знали, что он мне предложил… я… я и вовсе жалею, что родился на свет!
— Вот как!
— Да… и вас вот совсем не удивляет, что я перенесся сюда из Таврического сада, а я чувствую, что схожу с ума… и все это…
Овечкин запутался и умолк. Ну, не в силах он был откровенничать, ни одному живому существу на свете не мог он поведать о том, что пережил на скамейке в Таврическом саду! Как говорить о себе такое? Отец Григорий тем временем пристально смотрел на него, и он отвел глаза, чувствуя, как кружится голова и как невозможность происходящего снова туманит его сознание.
— Ты сказал Ловчему там, у костра, что не хочешь возвращаться к себе, — заговорил вдруг отшельник, и Михаил Анатольевич вздрогнул. Откуда он знает? — Ты убежал из дому и убежал от самого себя — так ты надеешься. Но вот он ты передо мною, и душа твоя так же пуста, как и твой покинутый дом. От себя не убежишь, сынок, это давно известно. Когда-нибудь ты должен будешь вернуться в свой дом и наполнить его жизнью и светом, изгнав пустоту и страх. Только так, и не иначе.