Овечкин приобнял ее, и от ощущения живого человеческого тепла под рукой ему стало чуточку полегче.
— Вижу лодку. И скалы, и черную воду…
— А там, у ворот? Сначала не было ничего, а потом появилось…
Овечкин, немного смущаясь, потому что Пэк повернул голову, прислушиваясь к разговору, рассказал о своей попытке представить себе эти ворота и о том, что у него получилось.
— А я видела другое, — задумчиво сказала Фируза. — Со страху, наверно. Стражник был весь в латах и сиял так, что глазам больно… Сам росту громадного, и по бокам две кавказские овчарки. Ужас!..
— Так оно и бывает, — вмешался Пэк. — То, что лежит за пределами человеческого физического зрения, люди видят по-разному, в зависимости от своих страхов и желаний. А кто-то и вовсе ничего не видит…
Овечкин машинально кивал головой.
— У меня такое ощущение, будто я уже был здесь когда-то, — он повел рукой, — во сне, что ли… не пойму.
— Может, и был, — сказал Пэк. — В каких-нибудь посмертных странствиях.
Михаил Анатольевич вздрогнул.
— Что?
— Мало ли где носится душа, пока не воплотится снова, — замогильным голосом продолжал Пэк. — Вам, смертным, об этом знать не положено.
Овечкину сделалось совсем не по себе. Не положено — и не положено, и не хотелось ему сейчас знать ничего этакого. Он и без того с минуты на минуту ждал страшной смерти…
— Уймитесь, молодой человек, — строго сказала саламандре Фируза, словно почувствовав его состояние. — Освещаете дорогу — вот и освещайте себе!
Позади тихонько засмеялся Ловчий. Пэк надулся, испустил волну света в два раза ярче обычного и отвернулся, недовольно сопя.
Некоторое время плыли молча, и тишину нарушал только глухой плеск воды. Вдруг Ловчий перестал грести, выпрямился, прислушался и напряженно сказал:
— Кто-то приближается. Пэк, приготовься. А вы, смертные, сидите тихо.
Фируза испуганно прижалась к Овечкину, и он обнял ее покрепче. И в эту минуту все страхи его неожиданно исчезли, и впал Михаил Анатольевич в какое-то фаталистическое спокойствие. Сердце его забилось на удивление ровно, и он почувствовал себя готовым со спокойным достоинством принять все, что ему еще осталось в этой жизни. Так было надо — откуда-то он это знал. Он поднял голову и обвел взглядом окрестности, но никаких изменений в окружающем пейзаже не заметил.
А затем… чей-то ужасающий стон заполнил собою пространство, заставил звенеть барабанные перепонки, и скалы содрогнулись, отвечая на него горестным эхом. Казалось, застонал сразу весь этот темный мир, невыносимо резанув по хрупким человеческим нервам и заставив людей сжаться в комочек… и внезапно наступил полный мрак. Ничего не стало видно, кроме Пэка, сиявшего на носу лодки сгустком живого янтарного света.
