Босоногий старец отмахнулся.
— Тебя Хорас сметет в две секунды. Это Никсу он убивать не хочет, а уж тебя-то…
— Ну, сделай ты что-нибудь! — взорвался Доркин. — Этот камень…
— Не будь идиотом! К этому камню ни ты, ни я не смеем прикоснуться. Не мешай мне!
Босоногий колдун выглядел сейчас устрашающе. Всех сил его едва хватало, чтобы прикрывать Маколея от чар Хораса, а демон, окончательно успокоившись, старался вовсю, пытаясь заставить короля выронить меч — и колдовством, и простою физической силой. По лицу почтенного старца градом катился пот, борода стояла торчком, глаза пламенели дивным синим огнем, и все его хрупкое тело непрерывно сотрясала дрожь.
Силы же Никсы убывали прямо на глазах. Взрыв талисмана не прошел для него даром, и держался молодой король одной только волей — это уже становилось заметно. Улыбка его сделалась механической, грудь тяжело вздымалась, хотя движения еще были легки и даже изящны, но все, что он мог делать сейчас — это не подпускать Хораса к камню стау.
— Брось, Маколей! Не трать мои силы! Мне еще предстоит прикончить твоих соратников, когда я войду в тебя! — Хорас пренебрежительно качнул головой в сторону Доркина и колдуна. — Хоть это и нетрудно, но все же…
Никса промолчал. Теперь он берег дыхание. Отчего же колдун так ничего и не сделал… видно, не сумел. Наверное, и вправду надо было дать старику время подготовиться…
Сквозь застилавший глаза туман изнеможения он вдруг увидел, что Хорас поднял меч над своей головой, прикрыв ее таким образом от ударов и перестав защищаться. Лицо демона исказила злобная радость, и он не торопясь двинулся прямо на клинок Маколея.
Это был конец. Никса бессильно опустил оружие. Все было напрасно… весь этот бой был пустой забавой для Хораса. Он мог поступить так с самого начала — прикрыть голову, подойти спокойно и сделать свое дело. Никто не смог бы ему помешать. Но демон решил развлечься…
Что ж, оставался еще последний удар. Никса уступил Хорасу дорогу и, наблюдая краем глаза, как тот приближается к роковому камню, перевернул меч и упер его рукоятью в землю, направив острие клинка в собственную грудь…
* * *
Михаил Анатольевич понял, что медлить долее нельзя.
Он давно уже судорожно сжимал в кармане брошку Фирузы, но до сих пор надеялся на невозможное, на чудо. Чуда не случилось. Никса Маколей был великим воином, это было понятно даже столь неискушенному человеку, как Овечкин, но и он не мог совершить невозможное. Исход боя определился, намерение Никсы было ясным, как Божий день… времени не осталось совсем.
