Эсминец снова встряхнуло. Еще одно прямое попадание. Куда угодило - сразу не поймешь. Мостик стал похож на изолированный от остального корабля островок: связи нет никакой и даже трап сорвало. Оставаться здесь дальше бессмысленно.
С большим трудом, перехватывая левой рукой за остатки поручней, спускаюсь на палубу. Первое, что ощутил, - палуба под ногами дрожит от работы машин. Значит, корабль движется. Кто-то из краснофлотцев подхватил меня под руку и ведет в пост энергетики. "Адмирал там", - поясняет матрос.
В посту энергетики застаю Владимирского, старшего инженер-механика Зызака и еще нескольких командиров подразделений. Корабль управляется теперь отсюда.
Владимирский уже распорядился, чтобы из кубриков вынесли все койки, расшнуровали и разбросали на палубе пробковые матрацы.
Проходит две-три минуты, и крен резко увеличивается. Корабль начинает медленно валиться на борт. "Пора!" - говорит Л.А. Владимирский. Я понимаю его и согласен. Командую в переговорные трубы:
- Всем наверх! На палубе брать спасательные пояса и матрацы!...
Кажется, вот-вот эсминец перевернется. Но вместо этого почувствовался вдруг не очень сильный толчок всем корпусом и заскрежетало под килем - корабль коснулся песчаного грунта. До отмели мы его все-таки довели. Но как боевой корабль эсминец "Фрунзе" фактически уже не существовал.
Бомбардировщики, разрядившись наконец, скрылись, но вряд ли окончательно. К борту эсминца подходит буксир "ОП-8". Он невредим - все пикировщики атаковали эсминец. На буксир переносят раненых, затем перебирается остальная команда. Подплывают те, кто успел броситься в воду. Мы с командующим эскадрой оставляем эсминец последними.
Чтобы перейти на буксир, надо сделать большой шаг, вроде прыжка. На это у меня не хватило вдруг сил, и я очутился в воде. Меня вытаскивают, и буксир отваливает от борта эсминца. Лев Анатольевич уже распоряжается на мостике.
Хочу подняться на мостик и я, но, сделав несколько шагов по палубе, чувствую, что трапа не одолею. Рядом появилась девушка с санитарной сумкой. Должно быть, она плавала на буксире коком, потому что привела меня на уютный маленький камбуз, где совсем по-домашнему топилась плита. Тут, у пышущей жаром плиты, она и сделала мне первую перевязку.
- Осколки вытащат потом, это я не сумею, - сказала морячка. - А теперь пойдем в кубрик. Там у меня уже лежат ваши. Уложу и тебя на койку.
Ее заботливость трогала. И было приятно, что она, не обращая внимания на ранги, так сердечно говорит раненому "ты". Но в кубрик я все же не пошел, остался на палубе.
