Довольно грубо он снял с плеч руки Тонио и отошел к открытому окну.
Внизу по зеленой воде плыли похожие на стручки гондолы. Медленно прокладывала свой путь к лагуне барка. На ее палубе играл маленький оркестрик, а борта были украшены розами и лилиями. Маленькие фигурки мелькали, поворачивались, копошились под навесом из белого шелка. Казалось, что оттуда, взбираясь вверх по стенам, доносится звонкий смех.
– Иногда я думаю, что состариться и умереть в Венеции – это вопиющая безвкусица! – тихо проговорил Андреа. – Да, вкус, все вкус! Словно вся жизнь не что иное, как вопрос вкуса! – дребезжащим голосом сердито продолжал он, глядя на один из отдаленных серебристых куполов. – Ты великая шлюха!
– Папа! – прошептал Тонио.
Отец положил на его плечо костлявую, как клешня, руку.
– Сын мой, у тебя нет времени на то, чтобы взрослеть медленно. Я уже говорил тебе об этом. Теперь запомни: ты должен вбить себе в голову, что уже стал мужчиной. Веди себя так, будто это абсолютная правда, тогда и все остальное встанет на свои места, понимаешь? – Бледные глаза остановились на Тонио, сверкнули на миг, а потом снова потускнели. – Я бы отдал тебе империю, дальние моря, весь мир. Но теперь могу дать лишь совет: когда ты сам решишь, что ты уже мужчина, тут же им станешь. Все остальное образуется само собой. Запомни.
Прошло два часа, прежде чем Тонио убедили-таки поехать на Бренту. Алессандро дважды ходил в покои Андреа и оба раза возвращался со словами, что приказ отца безоговорочен.
Пора было отправляться на виллу Лизани. Андреа беспокоился, что Марианна и Тонио и так уже опаздывают, и хотел отослать их немедленно.
Наконец синьор Леммо приказал грузить вещи на гондолы и отозвал Тонио в сторону.
– Он страдает от боли, – сказал секретарь. – И не хочет, чтобы ты или твоя матушка видели его в таком состоянии. А теперь послушай меня. Не нужно показывать ему, насколько ты встревожен. Если произойдет что-нибудь серьезное, я пошлю за тобой.
Когда они шли по маленькой пристани, Тонио едва сдерживал слезы.
– Вытри глаза, – шепнул ему Алессандро, помогая взойти на лодку. – Он на балконе, вышел пожелать нам счастливого пути.
Тонио взглянул вверх; он увидел призрачную фигуру, поддерживаемую с обеих сторон. На Андреа была красная мантия; волосы приглажены, а на губах, как в белом мраморе, застыла улыбка.
– Я никогда больше его не увижу, – прошептал Тонио.
Хвала Господу за быстроту лодки, за извилистое русло канала. Когда дом скрылся из виду и Тонио наконец оказался в маленькой каютке, он заплакал беззвучно, но неудержимо.
