Неподдельный ужас стоял в его глазах, как будто они были обращены вовнутрь и сконцентрированы на прошлом.
– Я узнал его за рулем, он смеялся, съезжая прямо на тротуар. Я старался прижаться к стене, но он саданул меня правым крылом, как бык рогом, а я не успел увернуться. Меня отбросило к ступенькам здания и немного забросило за перила. Плейер включил задний ход, а затем опять бросил машину на меня… Я почувствовал запах резины, когда колеса коснулись меня, но каменный уступ ступенек и металлические перила не позволили ему плотно прижать меня, и это было спасением, так как они приняли основной удар на себя. Затем он съехал с тротуара и умчался.
Ужас еще больше отразился в его глазах, а тело под простыней пронзила мелкая дрожь, как бы возвращая его вновь на асфальт улицы.
Руки Кэлворта вспотели. Голос почти прервался, и он шепотом сказал:
– Я все понял, Гастингс, довольно.
– Он был как взбесившийся бык и не переставал смеяться.
– Но почему, зачем ему?
– Потому что без расписки я не представляю для них никакого интереса, а знаю о них очень много. И главное, о существовании расписки.
Он попытался приподняться, и частично, с помощью локтей, ему это удалось.
– Кэлворт, берегите документ как зеницу ока. Это ваш единственный шанс остаться в живых. Пока расписка у вас, они вас не тронут, но получить ее будут стараться всеми средствами, чтобы затем расправиться с вами.
Да, Гастингс был прав, связывая безопасность с владением распиской… Жизнь его висела на волоске и зависела от этого маленького зеленого листочка бумаги.
Неужели Люси знала, что ему угрожает смерть, если он расстанется с распиской? Неужели она хотела купить его смерть, предложив ему двадцать пять тысяч долларов? Эта мысль отдалась в нем внезапной волной панического страха. А он, как бы между прочим, отдал этот листок Максу, а тот так же безразлично сунул его к себе в бумажник.
Но Люси, Люси! Не может быть, чтобы она не знала всего этого. Она слепое орудие в руках негодяев.
В отчаянии, преодолевая панику, пытаясь говорить спокойно, он спросил:
– Гастингс! Кому же все-таки принадлежит эта расписка?
Гастингс сделал глоток из стакана с водой, стоявшего на тумбочке, и произнес:
– Человеку по имени Мартин Ван дер Богль.
– Понятно. Это тот, кто продал картины де Гроота. Где он сейчас?
– Он умер.
– Когда умер?
– Около месяца назад. Вот его-то как раз сбил, а потом задавил Плейер.
– Почему же вы не донесли на Плейера в полицию?
– Я не смог…
