И я увидела, что подбородок может быть одновременно и упрямым, и женственным и что воротничок Жана обнажает сильную шею, однако без видимых мускулов, скорее округлую… И подумала: надо будет получше разглядеть его глаза, когда он снимет очки.
Массо этой ночью курил опиум – ну конечно! Достаточно на него посмотреть: между большим, узким, словно стиснутым с обеих сторон носом и уже не модной теперь козлиной бородкой – болезненный цвет нервных, горько изогнутых губ и отёчность дряблой щеки. Он молчит, нетерпеливо ждёт, когда мы наконец доберёмся до Ниццы, чтобы снова затянуться зловредным дымом. Он не мог удержаться от раздражённой гримасы, когда Майя запела: «Добрый вечер, госпожа Луна!..»
И мне кажется – впрочем, я в этом не уверена, – что в ту же минуту и губы Жана дрогнули в недоброй улыбке… Я инстинктивно стискиваю губы, опасаясь, причём не без основания, что по ним тоже можно будет прочесть – поскольку глаза, чтобы врать, скрыты за тёмными стёклами очков – усталость и отвращение от плохо начатого дня, исполненного суеты, который теперь завершается в хмуром нашем молчании…
Такси, в котором мы едем, не отличается комфортабельностью, дорога тоже оставляет желать лучшего. Её неровности кидают нас то налево, то направо, я напрягаюсь, чтобы не валиться на Майю, зато Майя, обмякшая, в полусне, то и дело роняет голову мне на плечо. Наша высокоинтеллектуальная беседа ограничивается восклицаниями, претендующими на весёлость и исполненными гнева по поводу состояния дороги. Огни Монте-Карло вырывают из моей груди вздох: ещё почти целый час пути!
Майя просыпается от яркого света, снимает очки, обнаружив мигающие красивые глаза и крошечный носик с красной полоской от дужки оправы на переносице:
– Жан, а Жан, давайте останемся ужинать в Монте-Карло? Прямо как есть, не переодевшись, как оборванцы?.. Нет, не хотите? Почему? Ну конечно, как только задумаешь выкинуть что-нибудь забавное – никто не желает участвовать… Жан, помнишь, вот тут, на этом углу, ты мне в прошлом году дал пощёчину?.. Да, моя дорогая, вот так он со мной поступил, злодей!.. Жан, гляди, ты видишь вон ту виллу? Там живут Гонзалесы. Ну не клёво ли снимать в Монте-Карло такую хибару?..
Эта дорога мне тоже навевает кое-какие воспоминания, но я отдаюсь им молча. Вот «Банановая вилла»– убогая гостиница для полупустых кошельков, где Браг и я не раз занимали номера по соседству с другими артистами, пожилыми флейтистками в капотах из чёрного гетра, иностранными, гастролёрами, лишёнными всякой элегантности… Рядом с «Театром де Воз-Ар» притаилась тёмная приятная английская забегаловка, где я после ежедневных утренников выпивала стакан обжигающего лимонного напитка или бархатистого грога. Это бывало около пяти часов, и я там всегда встречала одного и того же англичанина с буро-красным лицом, отполированным алкоголем. Он не спеша напивался, насвистывая какой-то дрожащий мотивчик… Я могу и сейчас – это ещё так близко от меня – вновь ощутить запах разогретого на солнце брезента и влажной земли, который сильнее запаха грима, когда мы переодевались перед выступлением в тёплые дни в полосатых палатках…
