ГОЛОСА:
Что вы, что вы… Вставайте, ваше высокопревосходительство… Перед кем… Где это видано…
ПОЛКОВНИК:
Не могу смотреть на это унижение.
МИНИСТР:
Умоляю вас… Нет, оставьте меня, — я его умолю… Сжальтесь… Любую цену… Умоляю…
ВАЛЬС:
Уберите его, пожалуйста. Он мне замусолил панталоны.
МИНИСТР:
(Встал.) Дайте мне что-нибудь острое! Полковник, мы с вами вместе умрем. Дорогой мой Полковник… Какие страшные переживания… Скорей кинжал! (К Грабу.) Что это?
ГРАБ:
Разрезательный нож. Я не знаю — это Бург мне передал.
ГОЛОСА:
Ах, покажите, как это делается… Попробуйте этим… Чудно выйдет… Просим…
ПОЛКОВНИК:
Предатели!
СОН:
Тише, господа, тише. Сейчас, по-видимому, будет произнесена речь. Дорогой министр, вам придется сесть на мой стул, я вам могу дать краешек, ваше место теперь занято. Мне очень интересно, что он скажет.
ВАЛЬС:
Вниманье, господа! Я объявляю начало новой жизни. Здравствуй, жизнь!
ГЕРБ:
Встать?
ГРОБ:
Нужно встать?
ВАЛЬС:
Вы можете и сидя, и лежа слушать. (Общий смех.) Ах, как вы смешливы.
МИНИСТР:
Это они так, — от волнения. Нервы сдали… Я сам… Говорите, говорите.
ВАЛЬС:
Покончено со старым, затхлым миром!{39} В окно времен врывается весна. И я, стоящий ныне перед вами, — вчера мечтатель нищий, а сегодня всех стран земных хозяин полновластный, — я призван дать порядок новизне и к выходам сор прошлого направить. Отрадный труд! Можно вас спросить, — я вашего имени не знаю…
ГРАБ:
Это Гриб.
ВАЛЬС:
Можно спросить вас, Гриб, почему вы держите на столе этот игрушечный автомобиль? Странно…
ГРИБ:
Я ничем не играю, вот могут подтвердить…
ВАЛЬС:
Так вы его сейчас спрятали под стол. Я отлично его видел. Мне даже показалось, что это именно тот, красный, с обитым кузовком, который у меня был в детстве. Где он? Вы только что катали его по столу.
ГРИБ:
Да нет, клянусь…
ГОЛОСА:
Никакой игрушки нет… Гриб не врет. Честное слово…
ВАЛЬС:
Значит, мне почудилось.
МИНИСТР:
Продолжайте, продолжайте. Ожидание вашего решения невыносимо.
ВАЛЬС:
Отрадный труд! Давно над миром вашим, — как над задачей, столько содержащей неясных данных, чисел-привидений, препятствий и соблазнов для ума, что ни решить, ни бросить невозможно, — давно я так над вашим миром бился, покуда вдруг живая искра икса не вспыхнула, задачу разрешив. Теперь мне ясно все. Снаряд мой тайный вернее и наследственных венцов, и выбора народного, и злобы временщика, который наяву за сны свои, за ужас ночи мстит. Мое правленье будет мирно. Знаю, — какой-нибудь лукавый умник скажет, что, как основа царствия, угроза — не то, что мрамор мудрости… Но детям полезнее угроза, чем язык увещеваний, и уроки страха — уроки незабвенные… Не проще ль раз навсегда запомнить, что за тень непослушанья, за оттенок тени немедленное будет наказанье, чем всякий раз в тяжелых книгах рыться, чтобы найти двусмысленную справку добра и мудрости? Привыкнув к мысли, простой, как азбука, что я могу строптивый мир в шесть суток изничтожить, всяк волен жить, как хочет, — ибо круг описан, вы — внутри, и там просторно, там можете свободно предаваться труду, игре, поэзии, науке…
