(У. Бек).
Здесь перед нами снова выступает роль СССР в качестве силы удерживающей — в данном случае удерживающей модерн, не давая ему скатиться в состояние контрмодерна. Ликвидация СССР и коммунизма идеологами новой эпохи была истолкована как… ликвидация общества. Нас прямо убеждают в том, что само понятие общества является химерой коммунистического коллективистского сознания, тогда как на деле существуют только самодостаточные индивиды. Те, кто верит в реальность общества как инстанции надындивидуального типа с реальным наполнением таких понятий, как "общественный интерес", "общественное благо", "общественные ценности", обвиняются в тоталитаризме и даже — антисемитизме. Типичны в этом смысле рассуждения Славоя Жижека, умеющего ставить точки над «i».
Он упрямо пишет, что представление об обществе как реальной общности, скрепленной некими надындивидуальными скрепами, является "фундаментальным идеологическим фантазмом". Задачей такого фантазма является создание такого видения, в котором общество «существует»… Но какой элемент позволяет объяснить это несовпадение между органическим видением общества и действительным социумом, расколотым антагонистическими противоречиями? Конечно, фигура еврея — внешний элемент, чужеродное тело, привносящее разложение в здоровый социальный строй…
Следовательно, понятие социального фантазма является необходимым дополнением понятия антагонизма; фантазм — это именно тот способ, каким маскируется пропасть антагонизма… Функция идеологического фантазма заключена в том, чтобы скрыть эту неполноту, скрыть то, что "общества не существует". Идеологический фантазм служит компенсацией за ложную идентификацию. ""Еврей" — это средство, с помощью которого фашизм учитывает, репрезентирует свою собственную несостоятельность: в своей конкретике эта фигура воплощает невозможность полного осуществления тоталитаристского проекта, его имманентный предел".[13]
Итак, с одной стороны, специфическое отщепенство "внутренних эмигрантов", переставших идентифицировать себя с туземным населением, выдается за единственно нормальное индивидуалистическое чувство. С другой стороны, всякое противопоставление этому безответственному отщепенству другого строя мыслей, основанного на национальной и социальной ответственности, получает определение-проклятие, выводящее тех, кто его удостоился, из круга "цивилизационно признанных", — в отношении таковых позволены все меры.
Ясно, что в новых условиях глобального американского наступления на национальные суверенитеты других стран этот тип индивидуализма, откровенно противостоящий национальной идентичности и даже идентичности общества как такового, становится геополитическим фактором. Где, спрашивается, будут искать и находить опору люди, порвавшие с национальным консенсусом и противопоставившие себя общественным интересам как таковым? Ясно, что они станут искать ее во внешних силах, становящихся их единственным прибежищем.
