Я и мой автомобиль | страница 99
Легионеры мягко клацали своим оружием, и маслянистый этот звук будто даже превозмогал мощь динамика.
Они слушали работу налаженного мотора, как работу сердца, — придирчиво и страстно, отведя невидящие глаза и превратившись в слух.
— Выруби его к стреляной матери, елкин корень! — заорал Борис.
Выключателя не было. Борис дернул провод кусачками, и в мире наступила первобытная тишина без музыки и поучений. Тишина, как на родине Кузьмича, в деревне Духово.
Сердце мотора билось мягко и ровно. Генка расплылся во всю кирпичную рожу.
— Лады, — сказал завгар. — Работает.
— Работает, — сказал Борис лениво, — куда ему деваться… И стал вытирать руки концами.
Они выкатили автомобиль на подворье и завалили его на бок, подложив старые покрышки самосвалов. Наступил черед Кузьмича. Завгар снял робу, принимая нормальный вид. Сказал Борису:
— Соедини провода…
— А ну его…
— Соедини, соедини, — дружелюбно повторял завгар, — веселее будет… Политмассовая работа.
Электрик Костя безропотно полез к динамику, и притихший было мир огласился победным маршем.
— Веселее будет, будет веселее, — пробормотал Кузьмич, налаживая горелку.
И тогда появился Герасимыч.
Он появился в синем бывалом плаще, крупнолицый, костлявый старик с железными пальцами, протянул руку Кузьмичу и, ни на кого не глядя, стал осматривать лежащий на боку автомобиль. Он рассматривал его, засунув руки в карманы и не говоря ни слова.
Генкины легионеры стояли на почтительном расстоянии, но Герасимыч пуганул их голосом, неожиданно тонким для такой своей жилистой и ширококостной комплекции:
— Вам что — дела нет?!
Легионеры рассмеялись в голос и пошли делать постылые грузовики.
Прошло еще два дня. Кузьмич лазил по днищу с горелкой, худые места оплывали синим металлом.
И наконец легионеры легко, как выздоравливающего больного, поставили автомобиль на ноги.
Герасимыч переоделся, раскрыл чемоданчик и достал технику. Не наждачные бумажки, коими елозь до утомления, сдирая старую краску, не шкурки, коими чисть, высунув язык, а веселую небольшую машинку, культурную машинку собственного изготовления, как малый утюжок, чтоб работа была приятной, как мечтал в свое время Максим Горький. Герасимыч подключил утюжок и пошел отглаживать до металла — быстро и хорошо, без пота, без одышки, с высоким качеством.
— Техника! — уважительно галдели Генкины легионеры.
— А кто вам мешает технику завести? — отвечал Герасимыч.
— Вот на пенсию выйду — заведу, — веселился Генка.