Из комнаты донесся грохот, и этот звук вернул Караева в действительность. Он пошел на шум и увидел девушку, поднимающую гладильную доску.
— Извините, — виновато произнесла девушка, — вот, грохнулась.
— Ничего, — успокоил ее Караев, — она часто падает.
— Это потому, что она на проходе стоит, надо убрать ее куда-нибудь. Убрать? — предложила Маша.
— Не надо, имущество мужчины должно всегда находиться у него перед глазами — так говорила моя мама.
— А почему у вас только к гладильной доске такое отношение? — спросила Маша. — А остальное имущество?
— Остальное не мое, — пояснил Караев, — я снимаю эту квартиру. Здесь моего — только эта доска, картины на стенах и кактусы на подоконниках.
— Ничего себе, — поразилась девушка, — снимаете такую большую квартиру, один! А мы в общаге живем вчетвером в одной комнате. Какой смысл платить лишние деньги? Я-то думала — у вас семья.
— Ну почему сразу семья, а не, допустим, клаустрофобия?
— А у вас клаустрофобия? — спросила Маша.
— Ненавижу эту женскую манеру отвечать вопросом на вопрос. Нет, у меня мизантропия.
— Честно говоря, я не знаю, что все эти словечки обозначают, — призналась Маша, — а семья — это первое, что пришло мне в голову.
Маша подошла к висевшей на стене картине и стала протирать раму. Затем перешла к другой. Картины висели на каждой стене, их было около десятка: пейзажи, натюрморты. Протерев раму, Маша некоторое время рассматривала картину, затем бралась за следующую. Караев наблюдал за ней, медля уходить.
— Вы художник? — спросила Маша.
— Нет, — ответил Караев, — я инженер-технолог пищевого производства, специализировался на консервировании продуктов.
— Зачем же вам столько картин? Вы что же, всюду их возите с собой? Странно.
— А ты хотела бы, чтобы я возил с собой консервы?
— Нет, просто вы технарь, я подумала…
Она не договорила, и Караев, не дождавшись окончания фразы, пояснил:
— Видишь ли, дорогая, дело в том, что я не только технарь — я еще и эстет.
— Господи! — шутливо взмолилась девушка, — как же с вами сложно; вы и технарь, и эстет, еще и мизантроп. Чем же, интересно, вы в Москве занимаетесь?
— Торгую на рынке. Помедлив, он добавил:
— Ну вот мы и спустились с небес на землю.
— Как же вы — с такими способностями — и на рынке торгуете?
В голосе девушки звучало плохо скрываемое злорадство.
Караев долго подбирал слова для ответа.
Комбинат, на котором он работал, обанкротился в первый же год перестройки. Некоторое время он торговал на рынке иранским ширпотребом, менял валюту, перепродавал мандарины. Устроиться на работу в городе не было никакой возможности. Все предприятия в скором времени остановились, а в бюджетных организациях вакансий не бывало годами, а если и появлялась, то для поступления на работу требовалась взятка, которую Караев не в силах был заплатить. Приятель, местный судья, будучи как-то раз в подпитии, сказал ему, что для того, чтобы стать судьей в городе, нужно заплатить взятку в пятьдесят тысяч долларов. «Так вот, — продолжал судья, — чтобы человеку окупить свои расходы, нужно невиновного посадить и виновного отпустить, за мзду, естественно». В любом случае, даже если бы кто и ссудил Караева деньгами — а судья предлагал свою помощь — Караев не смог бы работать, так как не располагал таким завидным характером, чтобы вымогать у людей деньги и безмятежно жить после этого. Кроме того, ежемесячно чиновник любого уровня обязан был передать вышестоящему начальству определенную сумму. Почти вся государственная машина Азербайджана работала по такому принципу. Деньги у населения вымогались даже там, где, казалось бы, не за что вымогать. Один из его нынешних работников, молодой азербайджанец, гражданин России, хотел жениться на девушке из Азербайджана. Когда он пришел с ней в тамошний ЗАГС, с него потребовали справку о том, что у него в России нет жены. Он вернулся в Москву, пошел в районный ЗАГС, попросил справку. «Мы не даем таких справок, — плохо скрывая раздражение, сказала заведующая. — И у вас в Азербайджане об этом прекрасно знают, и все равно продолжают гонять сюда людей». Парень вернулся, но убедить работников азербайджанского ЗАГСа в том, что он не женат, не сумел. Документы не принимали до тех пор, пока он не дал взятку.
