За день до выписки к нам зашёл доктор-болгарин, неплохо говоривший по-русски, и мне удалось с ним довольно долго побеседовать. Я начал ему раз в двадцатый (именно столько заходило в палату дежурных врачей) пересказывать историю болезни отца и жаловаться, что никто не занимается лечением непроходимости пищи. Он внимательно слушал, кивал, а потом спросил, почему мы раньше не рассказали врачам об этой проблеме. Я слегка сорвался и заорал, что в данный момент пересказываю эту историю как раз в 20-ый раз и это уже похоже на анекдот. Он открыл историю болезни, которую наваяли американцы за 4 дня пребывания отца в госпитале и сказал, что там ничего этого не записано и даже стал мне переводить построчно весь тот бред, который эти козлы там написали. Потом похлопал меня по плечу и сказал, чтобы я не расстраивался. Это обычная практика, сказал он, здесь часто ставят диагноз «микроинфаркт» потому, что ни подтвердить ни опровергнуть этот диагноз практически невозможно даже при вскрытии (микроинфаркт не оставляет шрамов на сердце в отличие от настоящего инфаркта), зато позволяет достаточно долго держать больного в клинике, накручивая счёт и использовать очень недорогое лечение и минимизируя уход.
После этого приватного разговора мы с отцом поняли, что даже его железного здоровья надолго не хватит, и решили на следующий день любой ценой выбираться из гостеприимного оздоровительного учреждения.
Святая простота! На следующий день мы поняли, что это проще сказать, чем сделать. Безлимитная страховка – это для госпиталя тоже, своего рода богатство. Её (в смысле страховку) можно доить долго и успешно, а тут клиент пытается нагло вырвать сладкий кусок прямо изо рта. Шалишь! Ты не в России!…
Мы начали требовать нас выписать в 7 часов утра. Нам сказали, что без доктора Ахмада они сделать этого не могут. «Так вызовите вашего Ахмада! Нам очень хочется его ещё хоть раз увидеть и сказать ему всё, что мы думаем о его лечении». «Мы уже вызываем его, но он пока не перезвонил». Через час доктор Ахмад не перезвонил, через два тоже не перезвонил, через три – всё равно не перезвонил, через четыре – медсёстры перестали заходить в нашу палату и стали от нас прятаться (как и доктор Ахмад). Все дежурные доктора тоже исчезли.
Тогда отец попросил соединить его по телефону с его адвокатом в Сан-Антонио, обещая госпиталю в случае, если с ним что-либо случится многомиллионный судебный процесс. Вы не поверите, но в палате тут же пропала телефонная связь… Это становилось уже даже не смешно. Затем пришёл какой-то медицинский менеджер и сказал, что у госпиталя "Resurrection Medical Center" заключён договор с чикагским аэропортом “O’Hara”, и они сообщат всем авиакомпаниям, чтобы нас не брали ни на один рейс, т.к. больной не авиатранспортабелен. Это уже был прямой шантаж. Мы в ответ сказали, что нам так понравилось их лечение, что мы вынуждены будем уехать из Чикаго поездом. После повторения угрозы возбудить против них судебный процесс за насильственное удержание больного (надо сказать, что в США судебные тяжбы излюбленное времяпрепровождение значительного числа граждан и всех без исключения адвокатов), аргументы противной стороны были сломлены. С нас взяли подписку, что мы берём всё ответственность за неоконченное «лечение» на себя и вызвали нам такси. Никакую «телегу» авиакомпаниям они писать не стали (слишком много там авиакомпаний), и мы, хоть и с огромным трудом, но всё же улетели из Чикаго в Сан-Антонио. На этом моё знакомство с «самой лучшей медициной в мире» закончилось. Надеюсь навсегда…
