Слышу, как он счастливо смеётся.
— А где ты летать на нём научился?
— Да посылали в Москву весной, там и попробовал… Ещё на «восемьдесят восьмом» могу и «мессере».
— Понятно. А куда летим?
— К своим, куда же ещё? Не Берлин же бомбить…
— Что к своим — ясно! А конкретнее можешь?
— Сказал же, к своим!
Я наконец, понимаю, что Володя имеет в виду свой аэродром. Минуем линию фронта. Вниз жутко смотреть: всюду разрывы, пылают коробочки танков, траншеи выдают себя незамаскированным песчаным бруствером — никогда не думал, что их так здорово видно сверху. Смотреть страшно, внизу просто ад…
Володя спускается пониже и идёт почти над самой землёй:
— Ты чего?
— Ещё свои собьют…
Но против ожидания ни один наш самолёт в воздухе не попадается и вскоре тяжёлая машина заходит на посадку. Несколько толчков, какие-то почти что танковые рывки — и самолёт замирает на месте. И тут же из леса выскакивает толпа бойцов с винтовками наперевес, и с криком «Ура!» устремляется к нам. Открываем нижний люк и вылезаем из самолёта. Когда красноармейцы подбегают ближе, то замечают, что мы свои и начинаются непонятки. Вовка усмехается и кричит:
— Петрович! Получай новую машину! Поменялся с немцами!
Из толпы выходит средних лет боец и ошарашенно глядит на него:
— Товарищ старший лейтенант, вы?!
— Я, Петрович, я. Принимай машину.
Вылезаем из-под нависающего брюха самолёта. В этот момент расталкивая бойцов вперёд выходит полковник с малиновыми петлицами госбезопасности:
— Старший лейтенант Столяров?
— Я, товарищ полковник!
— Откуда вы?
— Во время выполнения задания был сбит. На вражеском аэродроме произвели диверсию, уничтожив склад боеприпасов и горючего, во время паники, вспыхнувшей у немцев, убили лётчика и угнали фашистский самолёт!
Тот недоверчиво качает головой, но «Хейнкель» говорит сам за себя. Кивнув на меня головой, товарищ из особого отдела подозрительно спрашивает:
— Кто это с вами?
Брат хочет ответить, но я кладу руку ему на плечо и в свою очередь рапортую:
— Капитан Столяров. Командир 2-ого батальона средних танков 57-ого полка 29-ой дивизии. Выхожу из окружения с 23 июня, после гибели батальона.
— Документы есть?
— Конечно.
Лезу в карман и достаю из гимнастёрки удостоверение личности вместе с партбилетом. Полковник на глазах добреет. В это время вмешивается Владимир:
— Товарищ Забивалов! Это мой родной брат! Готов подтвердить его личность и всё, что он скажет.
Он без спроса снимает с моего плеча сумку и вынимает из неё немецкие документы. «Особист» открывает, несколько секунд рассматривает, затем удивленно присвистывает:
