Несчастье также “исключительно субъективно”, но это не делает его менее болезненным. Нейросоматическим навыком трансмугации любого опыта, который дает возможность человеку чувствовать себя довольным и счастливым, в ситуации, когда большинство людей четвертого контура чувствовали бы себя несчастными, стоит овладеть — хотя бы по той очень простой эгоистической причине, что лучше испытывать счастье, чем боль. Это также будет полезным для общества, так как, по одному из любимых изречений Лири, “Нельзя делать хорошее, пока не чувствуешь себя хорошо”. Точно так же, как несчастье ищет компанию, счастье и хорошее самочувствие нуждаются в том, чтобы и другие были счастливы и чувствовали себя хорошо. (Первый урок адепта пятого контура — научиться контролировать в себе всплески альтруизма и не превращаться в зануду, пытаясь заставить всех быть счастливыми…)
Рационалиста еще больше тревожат результаты продолжительного блаженства пятого контура, в число которых входит способность излечивать широкий спектр болезней — как в себе, так и в других. Даже современные объективные исследования эндорфинов, которые позволяют начать нейрохимическое объяснение такого целительства, принимаются с неохотой или враждебностью более роботизированными Рационалистами. Для них все это звучит “метафизически”, а следовательно, не имеет права на жизнь.[75]
В пятом контуре нет ничего сверхъестественного. Он просто кажется “сверхъестественным” по сравнению с более ранними контурами; однако третий контур, которым так гордится Рационалист, безусловно, когда-то тоже казался “сверхъестественным”. (Египтяне считали речь и письмо — функции третьего контура — божественным даром Тота.) Пятый контур, как и все ранние контуры, является просто очередной эволюционной мутацией, необходимой нам в нашем продвижении на более сложный нейросоциальный уровень.
“Это совсем как обычная жизнь, только ты всегда паришь в футе от земли” — гласит старинное дзэнское изречение.
Этот “парящий” аспект пятого контура готовит нас к внеземной миграции.
С точки зрения нашей теории, одним из самых интересных нейросоматических адептов за всю историю человечества была Мэри Бейкер Эдди. Из-за своей наивности и слабого знания философии миссис Эдди не могла понять, что невозможно говорить или писать о Невыразимом. Поэтому она писала о нем очень пространно. Хотя ее слова часто с трудом поддаются расшифровке, хотя они часто напоминают “бред расстроенного ума” (определение, которое Алистер Кроули давал мистическим излияниям, в том числе и своим собственным), в них также есть моменты удивительной ясности. Например, она догадалась и написала с абсолютной ясностью, что болезнь — это страх, а любовь — лекарство. Большинство психологов начинает понимать эту идею только сейчас, 100 лет спустя.
