Мы играли в невыносимой духоте в клубе, который располагался в подвале под одним из московских банков, где "интеллектуальная тусовка" демонстрировала чудеса слэм-дэнса под музыку Джеффа Миллза, а те бандиты, что нас нанимали, заходились от смеха, передавая по кругу водку и кокаин. Но в их смехе звучала тоска, ибо они знали, что самые жаркие денечки миновали, так и не успев наступить. Оказавшись на грязной от снега улице, холодея от пота, мы ощутили их горячее и зловонное дыхание. Мы стояли и пожимали этим людям руки, а в глазах у нас сквозило все то же непреходящее напряжение. Когда же все закончилось, то и мы, и они с легкостью разошлись, чтобы уже никогда больше не встречаться.
В Ташкенте мы играли в старом здании аэропорта, где я однажды три дня с рюкзаком за плечами дожидался своего рейса в Бангкок. Музыка наша была для них и чужой, и знакомой одновременно, она была зовом. Здесь царили беспокойство и тревога, словно какая-то ядовитая вонь поднималась из фабричных труб, и ветер сносил ее на город, и мне показалось, что я опять увидел паука, но то была высохшая искалеченная рука неизвестного бедолаги, притулившегося у бензоколонки.
В Непале наш фургончик впервые серьезно сломался и заглох. Мы не на шутку перепугались. Становилось холодно, с гор спускалась темнота, и на какое-то мгновение мы осознали всю безрассудность нашего отчаянного предприятия. Первая же трудность показалась нам катастрофой. Тецуо забрался под машину и принялся там что-то тянуть и толкать. Я расхаживал взад-вперед и наблюдал, как закат окрашивает лиловым и оранжевым снежные вершины гор. Это не помогло, я почувствовал лишь знакомую тоску одиночества, страха и заброшенности.
Но вот костлявое тело Теца выползло из-под машины, и он запустил масляные пальцы в свои нелепые синие космы. В другой руке у него было что-то вроде дохлой змеи, и он сказал, что, похоже, знает, в чем дело. Но тут уже темнота совсем сгустилась над нами, и мы почувствовали себя маленькими детьми. Отчаяние было совсем близко, как вдруг я наткнулся у себя в кармане на светло-голубой поношенный значок. На обратной стороне моей рукой был записан какой-то номер, все еще различимый.
Тецуо сказал, что это чей-то электронный адрес, вот только он не знает, чей.
— Это где-то в Австралии. Смотри. Может, позвонить? Может, у них здесь друзья?
Я откинул крышку и включил модем. В этой громаде холодных синих гор, похоже, терялись все сигналы, но вот, подзарядившись от аккумуляторов нашего фургончика, лучик, наконец, вышел на остатки станции «Мир», оттолкнулся от них и поймал спутник. Когда он вернулся на землю, на экране медленно стали возникать какие-то неясные очертания, холодные и туманные и, наконец, окно связи засветилось.
