— Но ты нашел его ядро.
— Я добыл координаты нечестным путем. И отправился прямо туда. Воткнул кинжал в небо. Думаешь, мне приятно об этом рассказывать? Думаешь, это как-то тебе поможет? Мы — всего лишь наброски, белые пятна, призраки одноразового использования, незначительные единицы великого множества. Мы — ничто.
Нежданные зоны сбоя сложились в геомантические фигуры и обрели выражение, скрутив мгновение через комнату. Он внезапно открыл свою боль. Сиг увидел, как Аликс распался в пространстве — электронная точка на электрической белизне.
— Да, важно знать схему запуска, — сказал Аликс. — Я серьезно. В каждое слово вплетаю я тернии.
Зона хаоса
Тьма включается не за грош
Девчонка была хирургом и певчей птицей, непревзойденным и неумолимым мастером колющего и режущего оружия.[1] Со всеми обидами наготове, мы встретились в клубе любителей нейробуйства. Я вошел бестелесным нетекстурированным никто, и сквозь меня просвечивали стены. Воплощенные шрамы на зарубцевавшихся ранах, невозмутимые и беспринципные отморозки в третьем поколении, мы накачивались наркотой, пока мир вокруг нас травился собственными токсинами. Печальные тени в ее волосах, медленный танец сигаретного дыма, прикосновение прохладной бутылки, что мгновенно теплела, когда исходящие диаграммы наблюдали за нашими перемещениями. Улицы, драгоценные огни, колыхавшиеся под плоскостью реальности. Ее шершавый язык, словно окись железа, когда мы поднимались куда-то в кабине лифта. В ее волосах прячется телефон.
После этого я утратил всякое ощущение времени — ненадолго. Чья-то квартира. Я смотрел на какой-то непонятный ящик из хрупких частей, весь оплетенный поддельными проводами — октябрьский переключатель, так он назывался. У меня было что-то похожее, аппарат активации. Что? У меня в голове проносились какие-то странные образы натяжения, разрядки и распадающихся наплывов. Тело царит на Земле, вспомнил я. Насущная ложь.
Лампочка раскачивалась под потолком, словно повешенный призрак. Я провел тонким лезвием через смазанный центр входного штампика у себя на запястье. Рана раскрылась, растянувшись в полоску клейкой крови. Это было похоже на железнодорожный разъезд: параллельные линии путей встречались и расходились, расщепляясь в пропитке красного света. Кто я?
Элементальный трепет этерической тяги заколыхался в натриевой тьме справа, едва различимый сквозь мозговую пену. Внешнее влияние, натянутое, как серебряные тросы на сцене.
