— Твое небо испорчено звездами здравомыслия, Аликс. Ты слишком рассудочен. Тебе нужна ярость, что обращает песок в стекло. Бог умеет отвлечь внимание, он собьет с толку любого — и тебя с твоим стилем, и Доминантов с их подходом. Он знает, что ты приближаешься.
— Мы приняли меры предосторожности — мы скрылись здесь.
— Цитадель создана из отклоняющейся материи — антиматерия реверсируется сквозь свои собственные измерения и превращается в почти нейтральное серое поле. Связанное по касательной с обществом через ложные входы целых лет. В обычных условиях тело занимает пространство, равное его размеру. Но здесь все иначе. Цитадель не скрыта от посторонних глаз. На самом деле, она выделяется наподобие шрама на коже, который не загорает.
— Но если он знает, почему он нас не остановит?
Квинас холодно улыбнулся. Геометрические фигуры кружились внутри белеющих стен. И он еще обвинял меня в отсутствии страсти. Человек, выжженный до льда.
— Без сознания нет жестокости — только объекты без боли. Бог дал нам разум не просто так. Я точно знаю, что когда его клетки обретают самосознание, они испытывают укол боли, которая заражает их жаждой мести. Мы — нано-убийцы. Мы — мелкие вирусы. Нужно всего лишь, чтобы кто-то из нас оказался в нужное время в нужном месте. Мы все несем в себе суицидальный импульс, тягу бога к саморазрушению, вот почему мы всегда действуем втайне. Божья трусость — как привычка к выпивке. Ему не хочется знать, что он делает, не хочется брать на себя ответственность за свои деяния. Поэтому он никогда не является сам, а посылает своих представителей, правильно? Какой-то своей частью он осознает, что происходит. Он знает, что мы готовим, потому что мы и есть та самая его часть. Просто надо не слишком шуметь. Он даст нам подкрасться к нему незаметно. Телескоп — это бог, который глядит на себя. Мы — это бог, который себя проклинает. Когда мы убьем его, мы станем богом, который убил себя.
За спиной Квинаса возник образ нерва, тонкого, как травинка, и уже умирающего.
— Ладно, — сказал я, вставая. — Было приятно с тобой пообщаться, Квинас.
У меня разболелась голова. И вообще мне было как-то нехорошо.
— Ты любишь книги — на прощанье я хочу сделать тебе подарок.
Он поднялся на ноги, и из стены выдвинулась опалесцирующая полка. Среди всякого барахла я разглядел пыточные иглы и очень редкую камеру осевого света. Он взял в руки зеркальную книгу и принялся рассеянно перелистывать страницы — мне показалось, что он про меня забыл. Но когда он повернулся, чтобы отдать книгу мне, мертвые серебряные глаза знали, где именно я стоял. "
