Шашлык на свежем воздухе | страница 17



— Опять эти пельмени! — завопил я. — Когда ты расстанешься со своим мещанством?!

— Господи! — сказала жена, уронив руки. — Чем же тебя кормить?

— Сухарями! — топнул ногой я. — Рыбными консервами! Печеной картошкой!

— Слушайте нас ежедневно с восемнадцати до двадцати часов, — вмешалось радио…

— …Здравствуйте, товарищи! — сказало оно утром. — Начинаем урок гимнастики… — Первое упражнение — бег на месте. Раз, два, три, четыре!..

Я бежал и прислушивался к сопроводительной музыке.

Там, где речка, речка Бирюса,
Ломая лед, шумит, поет на голоса…—

выговаривало пианино.

«Ну да, — горько думал я. — Она там шумит, поет, а я здесь… Бег на месте. Тьфу!»

Во время обеденного перерыва ко мне подошел Блов.

— А диванчик тот — помнишь? — я вчера купил, — похвастался он.

— Диванчик? — сардонически сказал я. — Диванчик-одуванчик? Пташечки-канареечки? О люди!.. И сказок про вас не напишут, и песен про вас не споют!..

— А про вас споют? — обиженно спросил Блов. «Верно, — думал я, шагая в столовую. — Конечно, он прав. И про нас не споют».

Между первым и вторым блюдами динамик на стене осипшим голосом сказал: «Начинаем передачу «Шуми, тайга».

Снег, снег, снег, снег.
Снег над палаткой кружится!

Народный судья хотел примирить нас с женой. Но я посмотрел на него с глубоким отвращением и сказал:

— А вы на земле проживете, как черви слепые живут!

Это и решило исход дела.

Нас развели.

Через месяц я сидел в дремучей тайге у костра.

Позади меня стояла палатка. Впереди меня лежало болото. Слева возвышался утес. Справа чернела пропасть.

Хотелось домой. К телевизору. К диванчику. К пельменям.

Я вздохнул и повернул рычажок транзистора.

— С порога дорога зовет на восток, —

запел знакомый баритон.

БУДЕМ СНИСХОДИТЕЛЬНЫ



Дядька сначала толкнул меня плечом, потом навалился всем корпусом и заоткровенничал:

— Выпил я, сынок, — сообщил он. — Ох, я сегодня выпил!.. Возражаешь — нет? Имеешь чего против?

Вообще я пьяных не люблю. Ну, не поголовно всех, разумеется, а таких вот, явно перебравших. И, честно говоря, мне захотелось этого дядьку с ходу обрезать: дескать, раз выпил — иди домой, нечего тут шарашиться в общественном транспорте, к людям приставать.

Но я постарался сдержать себя и ответил ему достаточно великодушно:

— Ну, какие могут быть возражения! Выпили и выпили. Пьяный, знаете ли, проспится, вот дурак — никогда.

— Так-так! — оживилась сидящая напротив старушка.

— Кто дурак? — подозрительно спросил дядька.

— Да мало ли кто, — сказал я. — Их ведь искать не требуется. — Тут я повернулся к старушке и, угадывая в ней ценительницу народных мудростей, добавил: