Я слушал, не смея бросить трубку и чувствуя, как по спине сбегают щекочущие струйки холодного пота.
Три дня я ломал голову над вопросом: где взять рассказ — веселый, новогодний, искрометный? На четвертый день сел и написал его. Я свалил в кучу деда-мороза, елки, шампанское, «похрустывающий снег» и «раскрасневшиеся с мороза лица», перемешал все это как следует и положил на стол редактору. Не знаю, как насчет искрометности, но новогодним рассказ получился.
До самого Восьмого марта меня не трогали, но потом, на планерке, кому-то пришла в голову свежая идейка: хорошо бы заполучить в женский номер юмористический рассказ. Разумеется, увязанный с восьмимартовской тематикой. Весенний, искрометный.
— Обратимся к писателям. — сказал редактор. — Есть у нас юмористы?
— Есть, а как же, — сказал я и отправился звонить Гущину и Пожижееву.
После того как я слепил юмореску в женский номер, дело пошло легче. Перед очередным праздником я звонил Гущину, выражал ему соболезнование по поводу непроходящего гриппа, потом уныло прослушивал издевательства Пожижеева и садился писать рассказ.
…В первый мой сборник вошло четыре новогодних рассказа, четыре восьмомартовских, четыре первомайских. Имелись также рассказы, написанные по случаю дней: физкультурника, шахтера, геолога, строителя и рыбака. Но таких было меньше, поскольку юмор к ведомственным праздникам в редакции требовался реже.
Теперь я член Союза писателей. В газете давно не работаю, живу, как говорится, на доходы от своего творчества. Перед каждым праздником мне звонит из редакции один скромный молодой человек. Молодой человек просит рассказ. Юмористический.
За рассказ заплатят десять рублей. Я это знаю точно. Десять рублей мне очень нужны. Но какая-то сатанинская гордость хватает меня за горло, и мне хочется спросить уничтожающим голосом: «А по будним дням, дорогой, вы не смеетесь?» Но поскольку я понимаю, что молодой человек здесь ни при чем, и к тому же мы с ним знакомы лично (раза два встречались), я сдерживаю себя и говорю задушевно:
— Ах, старик, и рад бы, честное слово. Но не могу. Мигрень… Такая, веришь ли, мигрень — хоть на стенку лезь.
Рассказы в газете все-таки появляются. Подписывается под ними тот самый молодой человек.
Он не дурак, и — помяните мое слово — еще издаст книжку. А со временем выйдет и в писатели.
Только вот где он после этого будет печататься по будням?
Некто Мымрюков Арнольд Николаевич, молодой человек, аспирант, специализирующийся на искусственных почках, в оригинальной обстановке встретил нынешний Новый год. Нет, не в лесу под натуральной елочкой, как некоторые романтики предпочитают, и не в самолете, допустим. Встретить Новый год в самолете, на высоте девять тысяч метров, — теперь не редкость. У меня у самого однажды лучший друг встречал Новый год где-то между Норильском и Красноярском. Я его тридцать первого ждал, а он только первого утром заявился. И привел с собой стюардессу. Этакую красавицу из журнала мод — с голубыми глазами и рюмочной талией. Они у меня часа три просидели. Все держали друг дружку за руки, и он ей рассказывал, как был удивлен и потрясен атмосферой, царившей в самолете: когда, дескать, совершенно не знакомые чужие люди, с Камчатки, из Херсона и других противоположных мест, один другого душевно поздравляли и буквально братались. А она ему, взволнованно смеясь, отвечала, что вот, мол, дурочка, — еще хотела отказаться от этого рейса.
