— Сынок! — говорю я. — Мне все равно, как назовете. Главное — тут правда все. С жизни списано. С натуры.
— Видите ли, — поднимает он бровки. — Как бы вам растолковать?.. Есть правда жизни, а есть правда искусства…
— Ах вон что! — говорю. — Тогда ясно. Если их у вас столько развелось, то где же тут правды добьешься.
В общем, заклевали они меня вконец и запутали. Сколько ни носил рассказов — результат тот же: то шибко туманно, то шибко прозрачно, мяса нет — одни кости, костей нет — одно голое мясо… В молодежной газете какой-то длинноволосый раз даже предъявил, что я жизнь плохо знаю.
Это я плохо знаю! Да я огонь и медные трубы прошел, четыре раза тонул, с топографами голодал, в подземелье спускался, с крыши падал!.. Ах, думаю, мозгляк сопливый! Повисел бы ты, как я, полтора часа на карнизе — что бы ты тогда запел?!
Не знаю, чем бы все это кончилось, да, спасибо, один хороший человек меня надоумил. Один литературный консультант в журнале. Такой позеленевший старичок из старой редакторской гвардии. Заприметил он меня, видать, и посочувствовал.
Отозвал как-то раз в сторонку и говорит:
— Извините, что вмешиваюсь, но я вам в отцы гожусь и хочу дать один важный совет. Не обидитесь?
— Какая может быть обида, — отвечаю. — Только этого и добиваюсь.
Тогда старичок поманил меня нагнуться и шепотом, на ушко, говорит:
— Писать, юноша, надо так, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно. Соображаете?
— Вас понял, — сказал я, с чувством благодарности пожал этому старичку руку и пошел домой.
Дома я сразу настроил машинку для печатанья через один интервал, обложился бумагой и засел.
Два месяца сидел безвылазно. Сочинил шестьсот страниц с лишком. Словам было очень тесно. Некоторые даже вовсе не помещались, и я их тогда мелким почерком, от руки, вписывал на второй этаж, сбоку и с обратной стороны.
Рукопись получилась такая, что в папку не полезла. Но я придавил ее коленом и зубами затянул тесемки.
Мыслей на всю эту площадь я, помня наказ старичка, подпустил две штуки — чтобы они нигде друг с дружкой не сшибались и не застили. Одну, как сейчас помню, насчет того, что в городах повсюду надо сажать вместо тополей березки, поскольку с тополя летит вредный пух и затрудняет дыхание. А вторую, совсем независимую, из другой области: о теперешней молодежи и как она не соблюдает традиции.
Редактор в издательстве (тот самый — строгий, в очках) как увидел мою папку, так с лица переменился и залебезил. Водой минеральной стал угощать и сам выпил два стакана. Совсем другой человек — куда что девалось.
