— Думаю, но совсем не то, — сказал Фило, глядя на друга восторженными глазами. — Думаю, что вы поэт.
Вот чего Мате не ожидал. Он — поэт? Что за глупая выдумка! Но Фило настаивал на своем: Мате настоящий поэт науки.
— Знаете, — признался он, — когда вы говорили, я вдруг почувствовал гордость. Да, гордость. За человека, за его разум, за его безграничные возможности…
— Будет вам, — отмахнулся Мате, очень, впрочем, довольный. — Лучше скажите, какого мнения об этом ваш Хайям. Есть у него что-нибудь о человеке и его возможностях?
— У Хайяма все есть! Вот, слушайте:
Мы — цель, и суть, и торжество Вселенной,
Мы украшенье этой жизни бренной!
И если мироздание — кольцо,
Так в том кольце мы — камень драгоценный.
Состязаться с Хайямом было трудно. Друзья задумались и шли некоторое время молча.
— Нет, — неожиданно заявил Мате, — так больше продолжаться не может. С этой минуты мы начинаем искать Хайямов по-настоящему.
И он быстро зашагал вперед, решительно раздвигая толпу и громко выкрикивая на ходу.
— Хайям! Хайя-а-ам! Хайя-а-а-а-ам!
— Это от жары! — трагически прошептал Фило и бросился за ним.
В это время на другом конце базара толпа вдруг всколыхнулась и раздалась надвое, почтительно пропуская нечто, напоминающее винный бочонок, на который напялили ярчайший, затканный птицами халат и громадную, похожую на тыкву чалму.
— Дворцовый повар идет! — слышалось отовсюду. — Дворцовому повару почет и уважение!
Несмотря на свою тучность, повар шел быстро, небрежно озирая разложенные кругом товары. За ним в ожидании распоряжений следовали два рослых невольника-эфиопа. На головах у них покачивались высокие корзины — очевидно, для отобранных поваром покупок.
Торговцы наперебой старались привлечь к себе внимание важного посетителя: дворцовый повар пришел — значит, жди барыша! Со всех сторон сыпались на него льстивые похвалы и заискивающие улыбки. Но он словно не замечал ни обращенных на него взглядов, ни протянутых к нему рук.
— Мир тебе, Али! — приветствовал его хозяин кофейни, человек средних лет с удивительно густыми черными бровями, под которыми блестели насмешливые умные глаза.
— А, это ты, Хасан! Мир и тебе, — рассеянно сказал повар и пошел было дальше, но Хасан загородил ему дорогу.
— Что с тобой, Али? Не назначен ли ты, часом, на должность главного казначея?
— С чего ты взял?
— Очень уж важный у тебя вид.
— Зато на душе у меня неважно, Хасан.
— Значит, пора тебе побеседовать по душам со старым другом.
