Искатели необычайных автографов - Владимир Артурович Левшин, Эмилия Борисовна Александровна

Тридцатого февраля тысяча девятьсот семьдесят неизвестно какого года жара была невероятная. Термометр наверняка показал бы пятьдесят градусов в тени, если бы… если бы хоть где-нибудь можно было найти тень. Старожилы, конечно, заявили бы, что подобной жары не упомнят с тысяча восемьсот опять-таки неизвестно какого года, но… старожилам взяться тоже неоткуда: на сотни километров кругом никаких признаков жилья. Пески, пески, пески. И, с трудом преодолевая зыбкое волнистое пространство, движется среди них шарообразная фигура в пробковом шлеме и коротких, неопределенного цвета штанишках.

Путник тяжело дышит, круглое лицо его лоснится от пота. Он то и дело поправляет лямки увесистого клетчатого рюкзака.

«Еще немного, — думает путник, — и я готов. Сварен вкрутую. Изжарен. Запечен в тесте. И всему виной эта несносная пустыня, чтоб ей пусто было! У Шекспира король Ричард Третий умоляет: „Коня, коня, полцарства за коня!“ А я прошу воды, воды, полцарства за водЫ… Нет, не так. Полцарства за водУ. Опять не так. Ага! Полцарства зА воду. Теперь правильно. Зато плохо… Вот что значит стихи! Заменил одно слово другим — и остались от козлика ножки да рожки…»

Но что это? Там, впереди? Неужели пальма? Пальма! А рядом — колодец. Мутные от жары глаза путника оживают. Он прибавляет шагу. «Колодец! — шепчет он. — Колодец! Вперед, человече, вперед! Ты спасен…»

Бывали вы когда-нибудь в пустыне? Нет? Значит, вам никогда не понять, что испытал наш путешественник, когда дотащился до колодца и припал пересохшим ртом к старому ржавому ведру. Вода в ведре не была ни холодной, ни прозрачной, но измученному коротышке она показалась райским напитком. Он пил долго, звучными, торопливыми глотками, захлебываясь, давясь, обливаясь…

«Безобразие! — подумал он, оторвавшись наконец от железной кромки и с трудом переводя дух. — Кажется, воспитанный человек, а пью, как носорог на водопое. Хорошо еще, что кругом ни души!»

Он огляделся, как бы желая удостовериться, что видеть его действительно некому, но тут ведро выпало у него из рук, а сам он так и шлепнулся на песок от неожиданности: прямо перед ним, под пальмой, ногами вперед (точь-в-точь как теперь он сам) сидел длинный тощий мужчина в таком же, как у него, пробковом шлеме и в таких же неопределенного цвета шортах. Рядом с ним лежал туго набитый клетчатый рюкзак.

— Ой, ой и в третий раз ой! — произнес толстяк, дергая себя за ухо. — Кажется, у меня начинаются галлюцинации. Мне чудится, что я в комнате смеха и передо мной в кривом зеркале мое собственное вытянутое отражение…