РАССКАЗ СТАРОГО РЫБАКА
Ребята сгрудились на нарах под палубой. Сидели, раздумывая над случившимся. На воле сияло солнце, дул ласковый свежий ветерок, слышны были глухие всплески волн у борта.
Армандо пригладил волосы, поправил разорванный ворот рубахи, оглядел ребят и завозился на своем месте. Ему не сиделось, хотелось что-то сделать, закричать, чтобы его услышали, даже подраться, если нужно. Такая уж натура: секунды на раздумье, все остальное время на действия. Так он вел себя всегда и везде - во время учебы, на практике в море, в отношениях со своими друзьями. Резкий, порывистый, весь в движении. Беспокойная жизнь уличного мальчишки в родном городе Сантьяго-де-Куба выработала у него привычку мгновенно реагировать на все: на окрик пьяного американского солдата (их немало до революции шаталось по улицам его родного города), на подозрительный взгляд полицейского, на занесенную руку для подзатыльника.
Сейчас загнанный силой под палубу он был вынужден сжаться в комок, покориться судьбе. Покориться? Нет! Раньше, когда Армандо получал крепкий подзатыльник или грубый пинок, он, как побитый щенок, весь съеживался и поскорее старался убраться. "Не попадайся, не попадайся", - стучало в висках. "Ты никто и ничто в этой жизни", - подсказывали ему затаенные в душе обиды. - "За твою жизнь не дадут и одного сентаво богатые и важные сеньоры".
После революции многое изменилось. Для Армандо началась новая жизнь, появились новые друзья. Постепенно изменилось отношение к самому себе, окрепло чувство собственного достоинства, уважения к своим делам. Но сейчас, в сложном и опасном положении, в какое попали ребята, он мог снова почувствовать себя беззащитным щенком. Но нет, Армандо не струсил, не растерялся. Напротив, он готов сопротивляться.
В это время к ним подсел Мартин Рохас, пожилой, 58-летний рыбак. Капитан послал его, чтобы подбодрить ребят.
Рохас был самым незаметным, но и незаменимым членом команды. Его ценили за скромность и большое трудолюбие, за честность и прямоту. Внешне он был похож на неприметный сучок, который всегда в тени и который, кажется, можно сломать одним прикосновением ладони. Но когда пытаешся его сломать, он больно колется и не ломается, как сухая ветвь, а неожиданно гнется, как напоенный соком стебель сахарного тростника.
Ребятам Рохас нравился ещё и за то, что никогда не говорил общепонятных слов и общепринятых истин. Он начинал свой разговор так, что иногда смешно было слушать. Только под конец улавливался смысл его речи, и потому разговор с ним всегда был интересным.
