— Без Раписа ничего с этими скотами не сделать.
Боцман еще раз окинул взглядом грязную палубу, на которой валялись какие-то тряпки и кусок ржавого железа, посмотрел на неаккуратно поставленные паруса и сжал кулаки.
— Сучье отродье, — пробормотал он. — Всего одни сутки… Даже вахтенные. Сучье отродье… Я их, сукиных детей, научу.
Словно в ответ на слова боцмана, из-под палубы донесся шум: кто-то кричал, другой пытался его перекричать. На фоне воплей зазвучало пьяное пение.
— Они еще пьяные, Дороль, — сказал лоцман. — Всю ночь пили. И ты вместе с ними. Только ты перестал, а они не перестанут, пока ром не кончится. Тогда они вышвырнут нас за борт.
— Не вышвырнут. Не вышвырнут, Раладан.
Дороль спустился под палубу. Еще мгновение — и пение смолкло. Потом раздался яростный рев нескольких голосов, в нем звучала угроза. Кто-то пронзительно завизжал, что-то грохнуло, потом еще раз; шум стал ближе, наконец на палубу выскочил тощий длинный парень в одних портках. Следом за ним появилась коренастая туша боцмана. Парень с диким воем подскочил к нему и ударил кулаком в широкое брюхо. Боцман лишь засопел и ударил в ответ. Пират рухнул на палубу.
Следом за ними на палубу полезла остальная команда. Некоторые размахивали ножами, а у одного в руке был топор. В адрес боцмана посыпались многоэтажные проклятия.
Тощий матрос поднялся и снова попытался напасть на боцмана. Дороль толкнул его в грудь, снова опрокинув на палубу. Потом повернулся к остальным и бесстрашно пошел им навстречу, один против сорока. Пьяные вопли стали громче, наконец трое бросились на него с ножами. Дороль схватил двоих за шеи и с размаху стукнул лбами, отшвырнув их, словно тряпичные куклы. Вытянув перед собой исполосованный ножом кулак, он ждал третьего.
Тот испугался было, но мгновение спустя вой раздался с новой силой, и все вместе шагнули вперед.
Тут кто-то споткнулся и упал, конвульсивно дергаясь.
Наступила гробовая тишина. Тело на досках замерло. Пьяные расступились, с внезапным ужасом глядя на мертвеца.
Стоявший у мачты Раладан все так же, не отрываясь, смотрел в море, но его правая рука ритмично двигалась. Три ножа мелькали в воздухе, описывая короткую дугу и уверенно возвращаясь в ладонь.
Боцман был не один.
В тишине, лишь изредка ругаясь и поглядывая исподлобья на труп, матросы снова полезли под палубу, толкаясь в тесном отверстии люка. Последними тащились избитые. Дороль поднял труп и вышвырнул его за борт.
— Море забрало, — сказал он и сплюнул.
