Возвращаясь домой после подобных прогулок, я в бешенстве стряхивала туфли, так что они разлетались по всему коридору, и приказывала ему принести «поноску». Я стояла, прислонившись к стене и выпятив подбородок. Он послушно тащил мне туфли, прямо как верный пес. Я поднимала ноги и надменно ждала, пока он меня обует. После этого ритуала настроение у меня несколько поднималось, и мы принимались искать ключ от комнаты. Когда мы, наконец, оставались вдвоем, Лерой буквально расцветал от счастья, да и я начинала испытывать чувство, похожее на любовь. Когда нам надоели подобные «приключения», мы решили, что лучше сидеть безвылазно у него в комнате.
Однажды мы увлеченно смотрели по ящику какую-то мыльную оперу, потягивая «Пина коладу» — ром, разбавленный кокосовым молоком. Я сидела на полу, скрестив ноги и опершись спиной о Лероя, как о диванную спинку. Когда я надавливала на него локтями, он вздрагивал и подскакивал. Иногда он вел себя, как сопливый мальчишка, еще не познавший женщины. А уж такая штучка, как я, явно попалась ему впервые.
Я уставилась в телевизор, делая вид, будто не замечаю, что с ним творится. Хотя знала, чего ему хочется: Лерою постоянно хотелось меня. Я не отрывала глаз от экрана, как вдруг уловила какое-то движение и оглянулась: он целовал прядь моих волос. Поняв, что пойман с поличным, Лерой ужасно смутился и потупился. «Елки зеленые, — подумала я, — да он на самом деле влюблен!»
А вот я любила его только «местами». Например, его черную, глянцевитую, мускулистую плоть, которая всецело отдавалась мне, входя в мое лоно. Его печальное лицо в те моменты, когда он сгорал от ревности. Собственно, в эти моменты черты его оставались такими же, как на фото с водительских прав, но глаза темнели, дыхание делалось прерывистым, и все лицо подергивалось дымкой под названием «грусть». Он умел показать настроение, совершенно не меняя при этом выражения лица.
Он носился со мной, как с бесценным сокровищем, что мне ужасно льстило. Я упивалась собой в такие минуты. Он прикасался ко мне осторожно, словно я была хрупкая безделушка, он буквально трясся надо мной, как ребенок над своей «драгоценностью». И это доставляло мне невыразимое удовольствие.
Он всегда был бережен и осторожен со мной. Нависая над моим телом, он удерживал вес на локтях, чтобы не раздавить меня своей тяжестью. Он всегда старался оставить между нами хоть небольшой промежуток. Там было ужасно тепло и приятно, и это тепло окутывало все мое тело. В нем я чувствовала себя в полной безопасности от превратностей внешнего мира.
