– Но как вы не понимаете, ваша честь! Я же…
– Достаточно! – рявкнул судья. – Свидетелю был задан вопрос… Правда, я предпочел бы, чтобы окружной прокурор сформулировал его несколько иначе, ибо в таком виде он является, по справедливому замечанию защитника, неправомерным.
– Очень хорошо, ваша честь, – сказал Мейсон. – Извините меня, но я хотел бы просить суд указать окружному прокурору на недопустимость игнорирования важной улики по данному делу.
Коупленд вздрогнул от удивления и резко повернулся к Мейсону:
– О чем это вы толкуете, мистер Мейсон?
Мейсон, отвечая, был сама вежливость:
– Я имею в виду тот клочок бумаги, который был передан вам несколько минут назад и о котором вы умолчали.
– А что тут особенного?
– Но… это же улика!
Окружной прокурор обратился к судье:
– Ваша честь, заверяю вас, что это не улика. Это было всего лишь частное конфиденциальное сообщение, переданное мне кем-то из граждан, сидящих в зале.
– Кем? – строго спросил Мейсон.
– Не ваше дело! – резко отрезал Коупленд.
Судья Миханн нахмурился:
– Достаточно, джентльмены, вы переходите границы дозволенного. Суд по вашей вине никак не может установить даже подобие порядка. Миссис Эйдамс, будьте любезны, садитесь!
– Но, ваша честь…
– Садитесь и замолчите! У вас еще будет возможность высказаться.
– Хорошо, ваша честь, я подожду, – великодушно согласилась наконец-то Лоис.
Мейсон продолжал настаивать:
– Беру на себя смелость… напомнить вам, ваша честь, чтобы вы также дали указание окружному прокурору не уничтожать важное вещественное доказательство, а именно – полученную им из зала записку.
– На каком основании? – поинтересовался судья Миханн. – Я склонен согласиться с окружным прокурором и считать, что он получил лишь конфиденциальное сообщение.
– Лично я продолжаю утверждать, что это наиболее существенное вещественное доказательство. Давайте перечислим людей, которые знали, что Марвин Эйдамс показывал эксперимент с тонущим утенком, ибо эту записку мог написать только человек, присутствовавший при эксперименте. Как я полагаю, он советует окружному прокурору вызвать миссис Бурр в качестве свидетельницы по этому поводу… Обвиняемый не знал об эксперименте, да и не мог написать эту записку. Миссис Бурр ее не писала. Лоис Визерспун – тоже. Очевидно, что и Марвин Эйдамс не писал ее. И, однако же, она была написана лицом, знавшим, где, когда и как был произведен эксперимент! Поэтому суд должен со мной согласиться, что эта записка – в высшей степени важная улика.
