— Приедай!.. Кусай от бутерброда и приедай из ложки!
Паганель и дядя Коля заскучали.
Дядя Коля поднял глаза вверх и тонким фальшивым голосом сказал:
— Обрати внимание, старик, какое меткое народное словечко: приедай.
Паганель подтвердил, что словечко действительно меткое. И пришло оно к нам, — сказал он, — из глубокой старины, из тех времен, когда народ жил крайне бедно: был угнетен, голодал и мыкался. «Приедать», «приесть» — означало, скорее всего, прикончить все запасы пищи — весь хлеб, всю картошку, все просо. То есть докатиться до крайней степени обнищания — до лебеды и мякины. Однако, сохранив свое звучание, слово это приобрело в наши дни совсем иной смысл. «Приедать» — означает теперь, как видно, следующее: наевшись до отвала, до тошноты, до отупения — пихать в себя еще и еще. Безусловно, — сказал Паганель, — эта трансформация по-своему говорит о коренным образом изменившейся социальной психологии отдельных слоев населения.
Так они разговаривали только друг с другом, откровенно презирая жадного пану.
Однако занятый приеданием папа совсем не замечал этого.
Когда совсем стемнело, расстроенные Паганель и дядя Коля ушли к реке. Они сели там на камушки, включили фонарики и стали смотреть, как обезумевшая горбуша проходит рядом с их ботинками.
Голоса дяди Коли и Паганеля отчетливо доносились к нам по туману.
—. Ах, как хорошо, что больше не надо ее убивать! — вздыхал Паганель.
— Охотничий азарт, черт бы его побрал! — отвечал дядя Коля. — Опасная штука. Страшно подумать, — что наш брат, гомо сапиенс, натворить может…
Потом, наверное, какая-то рыбка выскочила на берег, потому что Паганель нежно сказал:
— Ну, куда же ты, лапушка? Заблудилась. Ступай назад, глупенькая.
А дядя Коля буркнул:
— Пока тебя здесь не приели.
…Догорал костер, отбрасывая на песок красные блики, сиротливо вздыхало за спиной Охотское море, голоса в тумане звучали все глуше — и от этого на душе становилось тоскливо и одиноко.
Казалось, что дядя Коля с Паганелем не сидят сейчас на камушках в двадцати метрах, а все дальше и дальше уходят вверх по реке, зябко уткнув подбородки в воротники курток…
13. Дядя Коля возобновляет записи. Гостеприимный сварщик Петя. Лисы Шикотана
Совесть догрызла дядю Колю в Южно-Курильске, в тот день, когда мы уплывали на Шикотан.
Мы сидели на пирсе, ждали, когда нас возьмут на борт сейнера «Верный». Море было гладким, как натянутая полиэтиленовая пленка, и все знали, что таким гладким оно продержится еще четыре часа — как раз столько, сколько требуется, чтобы доплыть до Шикотана. А потом, возможно, ударит шторм.
