Толя, Коля, Оля и Володя здесь были | страница 11
Но дядя Коля никуда не ушел. Он отшвырнул рюкзак, выдернул завалившуюся под него планшетку и пробормотал:
— Это надо записать… Это может пригодиться.
Папа с Паганелем вернулись и начали вслух прорабатывать варианты — как нам ехать: через восемь часов на поезде — но зато утром мы будем в поселке Краскино, откуда шесть километров ходу до Посьета, или же через два часа на катере, но тогда мы поздно вечером придем в Славянку, там неизвестно как переночуем и лишь потом на автобусе поедем в Краскино, откуда все те же шесть километров до Посьета.
— Давайте — лучше морем, — попросила я.
— Не мешай им, старуха, — сказал дядя Коля. — Конечно, мы поплывем. Но пусть посравнивают. Ученые люди, все же. Иначе они себя уважать перестанут.
Папа и Паганель все сосчитали, перемножили, разделили, внесли поправки и приняли окончательное решение: ехать поездом.
Но море сияло под солнцем, вкусно пахло водорослями и мазутом, у причала толпились белобокие теплоходы, над мачтами парили чайки.
— Апше, неплохо бы и поплыть, — вздохнул Паганель. — Подышать ионами. Но тогда мы за два часа не успеем взять Владивосток.
— Возьмем! — заверил его дядя Коля, давно карауливший этот момент. — Заберемся на сопку, которая повыше, и возьмем.
Так мы и сделали. Эскалатор поднял нас на сопку под названием Голубиная, и сначала мы оказались на маленьком базарчике, на «блошином рынке», как их называют во Франции, — сказал папа. Здесь торговали вареными креветками, японскими зонтиками и шерстяными кофточками, магазинными полуботинками на микропорке, сигаретами «ВТ», болоньевыми плащами и школьными учебниками. И вообще, наверное, здесь всем торговали, потому что даже к даме, прогуливающей крохотную японскую собачку, подошли два молодых человека и серьезно спросили: «Почем?»
— Говорил я вам, что здесь почти Одесса! — ликовал Паганель. — Все приморские города похожи друг на друга.
Как в Одессе, наверное, к нам подошел гражданин с тонкими усиками, дружелюбно спросил: «Откуда сами?» А узнав, откуда, посочувствовал: «Из далекой Сибири, выходит».
А потом мы сидели на самом верху Голубиной сопки, на горячих камнях, рассматривали в бинокль прекрасный город Владивосток — почти Сан-Франциско — и ели вареных креветок. Паганель, напрактиковавшийся в своей родной Одессе, шелушил их с необыкновенным проворством и говорил:
— Завтра мы будем черпать это добро ведрами…
Возле зыбкого деревянного причала покачивались два маленьких катера — «Мезон» и «Нуклон». Папа и Паганель пришли в непонятное волнение, стали подталкивать друг друга локтями и перемигиваться.
