Сдержанная похвала — главное его оружие. Знаменитости далеко, они не слышат. Евтушенко так и не узнает, что долго, как видно, топтался на месте, а теперь вот наконец шагнул вперед.
Хуже ближайшим коллегам — их он снисходительно похваливает в лицо.
— Старик! — говорит. — А ты в последнее время стал значительно лучше писать! — И чуть вскидывает брови, как бы в изумлении: дескать, скажи пожалуйста, кто бы мог ожидать?
«Старик» часто мигает, улыбается растерянно: не знает, как реагировать. На лестнице уже приходит ему в голову обидная мысль: «А раньше-то я что же… хреновину городил?» Вспоминает он, кстати, что и действительно уже старик в сравнении с этим-то… По крайней мере, еще лет десять назад этот носил ему свои полусырые сочинения, а он — дурак великодушный! — дотягивал их до кондиции. «Тьфу — говорит «старик» в пустоту. — Ну, не шельма ли?»
Книги свои «действительный» непременно снабжает посвящениями: «Светлой памяти неутомимого исследователя, человека благородной души, мужественного землепроходца имярек»… «Жене и другу, верной помощнице в моих трудах»… Посвящение «неутомимому исследователю» намекает на то, что автор, наверное, был сподвижником и близким другом покойного, а слова «верной помощнице в моих трудах» вызывают представление о картотеках, архивах, коллекциях метеоритных осколков, пластах читательских писем и элегантных пакетах из французской Академии.
С кем-нибудь из великих (случайно познакомившись в незапамятные времена — на банкете, рыбалке, охоте) он ведет многолетнюю переписку и, подгадав момент, публикует ее в журнале. Свои письма, скромный Пятница, он не приводит, цитирует только его — Робинзоновы. «В тот раз, — пишет он, — я не удержался, поздравил его с орденом (юбилеем, выходом избранного). Викентий Петрович ответил длинным, прочувствованным письмом: «Здравствуй, бородуленция! (Если ты, конечно, не сбрил бороду. Не сбривай, а то я тебя не узнаю…) Спасибо за теплые поздравления. Да, брат, удостоился я на старости лет. Уже и не чаял. И, признаться, стишок заготовил соответственный: «Ожидали ордена, а в ответ — по морде нам!» Пропал теперь стишок-то… Наталья моя свет Алексеевна тоже благодарит. Она тебя помнит — по бороде (если ты, разумеется, не побрился). Эх, милый, летят годы! Помнишь, как жрали нас комары на Подкаменной Тунгуске? Денек тот помнишь ли? — когда ты пересолил суп, сжег палатку и утопил рюкзак с консервами. Золотое было времечко!
