— Записано!
Стянув с головы намявшие уши наушники, Роман бросил их на ковер и вышел из тесного тонателье[2] в просторную аппаратную, где на диванах расположились Лиза, Арбуз, Боровик и Шапиро, самодовольно и даже как-то по-хозяйски поглядывавший на Романа.
— Вот это темпы! — воскликнул он. — Альбом записан всего лишь за пять дней! Теперь я понимаю, как приводить тебя в состояние полной творческой отдачи. Для этого сначала нужно тебя арестовать, посадить в пресс-хату, затем отвезти на воровской сходняк — и сразу же в студию.
— Согласен, — кивнул Роман падая в кресло, — только с одним условием.
— Интересно, с каким?
— Ты, — Роман ткнул пальцем в Шапиро, — все это время будешь вместе со мной.
— Я? — Шапиро удивленно поднял брови. — Я с тобой? То есть в пресс-хате?
— Ага, — злорадно засмеялся Роман, — именно в пресс-хате.
— Да… — Арбуз покачал головой и ухмыльнулся, — в пресс-хате товарищу Шапиро будет особенно интересно.
— Вот только после этого товарищ Шапиро, если выйдет оттуда живой, вряд ли запишет альбом за пять дней, — добавил Боровик.
— Бедный Лева, — Лиза горестно вздохнула. — За что же они вас так не любят?
— Они меня как раз таки любят. Только стесняются показывать свои чувства и, словно малые дети в начальных классах, дергают предмет своей любви за косички.
— А Шапиро, за неимением косичек, можно дергать за пейсы! — засмеялся Роман.
— Когда это ты видел у меня пейсы? — возмутился Шапиро. — Я даже кипу ни разу в жизни не надевал. Не такой уж я и православный еврей.
— Лева, — проникновенно сказала Лиза, — евреи не бывают православные. Они бывают только правоверные.
— Вот, пожалуйста! — Шапиро развел руками. — Вот вам доказательство, что пейсов у меня никогда не было и не будет.
— Ладно тебе, позор нации, угомонись, — Роман, не вставая, достал из холодильника бутылку пива. — Никто тебя в сионисты не записывает. Ты лучше скажи, когда альбом будет готов к употреблению.
— Ну… — Шапиро потеребил внушительную нижнюю губу. — Скажем, дня три-четыре уйдет на сведение,[3] потом оригинал ночной лошадью в Москву, потом еще неделька на изготовление тиража — и пожалте бриться. Можно продавать. И, естественно, уже сегодня я свяжусь с пиарщиками, пусть начинают свое грязное дело.
— Значит, две недели, — подытожил Роман. — Тогда…
Он повернулся к Лизе и сказал:
— Поехали отсюда к чертовой матери!
— Поехали, — улыбнулась Лиза. — А где эта чертова матерь имеет быть?
— Скажем… — Роман прикусил палец и посмотрел в потолок. — Скажем… В Танзании!
