– Значит, миссис Перенья? – уточнила Таппенс.
– Да. Не Икс, а Игрек. Она отвечает всем требованиям.
Таппенс опять озабоченно кивнула.
– Да. Ирландка, по определению наблюдательной миссис О'Рурк, но скрывает это. Много ездила по Европе. Сменила фамилию на Перенья, приехала сюда и открыла пансион. Отличная маскировка – жизнь в окружении безобидных пансионеров. Муж ее был казнен за измену, так что у нее есть свои основания возглавить здесь деятельность пятой колонны. Да, все сходится. А как по-твоему, дочь тоже замешана?
Томми еще раз все прикинул и твердо ответил:
– Определенно – нет. Иначе бы она ни за что не стала мне о себе рассказывать. Я, честно сказать, чувствую себя подлецом.
Таппенс это было понятно. Она кивнула:
– Бывает. В некотором отношении работа наша довольно грязная.
– Но необходимая.
– О да.
Томми смущенно признался:
– Мне не меньше, чем всякому, противно лгать...
Но Таппенс его перебила:
– А мне это совершенно безразлично. Честно говоря, я даже получаю удовольствие от удачного, артистического обмана. Меня угнетают те моменты, когда забываешься и перестаешь притворяться, когда вдруг оказываешься собой, настоящей, и именно это, свое, дает результат, которого не получить иначе. – Она помолчала, а потом еще пояснила свою мысль: – Как, например, случилось с тобой вчера вечером, в разговоре с этой девушкой. Она откликнулась тебе настоящему, такому, какой ты на самом деле, – и поэтому у тебя так пакостно на душе.
– Должно быть, ты права, Таппенс.
– Я знаю по себе. У меня было то же самое, когда я разговаривала с молодым немцем.
– А что ты думаешь о нем?
Таппенс сразу ответила:
– Если хочешь знать мое мнение, по-моему, он ни во что не замешан.
– А Грант считает иначе.
– Уж этот твой Грант! – Таппенс вдруг развеселилась и хихикнула. – Воображаю, какое у него было лицо, когда ты ему рассказал про меня!
– Во всяком случае, он признал свою ошибку и исправил ее. Теперь ты полноправный участник нашей операции.
Таппенс кивнула, но немного рассеянно.
– Помнишь, после той войны, когда мы с тобой выслеживали мистера Брауна, как весело было? – сказала она. – Как мы увлеченно работали?
– Еще бы не помнить, – весь просветлев, ответил Томми.
– Но почему же теперь иначе, Томми?
Томми подумал, нахмурив веснушчатый лоб. И серьезно ответил:
– Я думаю, все дело в возрасте.
– Ты что же, считаешь, что мы стары для такой работы? – взвилась Таппенс.
– Нет. Конечно, нет. Просто теперь она уже не так нас веселит. И во всем то же самое. Это наша с тобой вторая война. Мы ее воспринимаем совсем по-другому.
