— А почему он упал вчера? — настаивала Марина.
— Талызин говорит, был плохо закреплен и упал при прикосновении.
— А почему он был плохо закреплен?
Вика раздраженно пояснила:
— Потому что его плохо закрепили.
Марина не обиделась.
— А позавчера плохо закрыли люк. Тоже случайно, и тоже перед Евгением Борисовичем. Тебе это не странно?
Виктория Павловна, не выдержав, засмеялась.
— Вот что значит писать детективы! Ты что, считаешь, его убили, что ли?
— Считаю, — серьезно подтвердила собеседница. — А ты — неужели нет? Если посмотреть на ситуацию со стороны.
— Со стороны смотрела милиция, и никаких таких глупостей им в голову не пришло!
— Кто знает, — покачала головой Марина. — Ведь твой Талызин сидел за столом вместе с нами и все слышал.
— Что — все? Пьяную болтовню?
— Тост. Он не показался тебе странным? Сперва я была уверена, что Евгений Борисович обращается ко мне, но, чем больше думаю, тем больше кажется, что нет. А как считаешь ты?
Тут уже Вика удивилась окончательно.
— К тебе? А почему вдруг к тебе?
— Потому что он извинялся. Правда, почему-то перед всеми, но потом открыто намекнул, что кто-то один все понял… я и решила…
— Перед тобой, по-моему, ему как раз извиняться было незачем, — едко заметила Виктория Павловна. — Это Я как раз решила, что он обращается ко мне!
Марина неожиданно улыбнулась.
— Даже так? Честное слово, вчера я просто была не в себе, а надо было прояснить положение сразу! Днем, еще до твоего прихода, Евгений Борисович сказал мне, что вы с ним поняли, какой ошибкой было ставить мою пьесу. Что твоя постановка и его игра, возможно, спасут ситуацию, но в будущем вы, конечно, больше не станете иметь дело с такой бездарной дилетанткой, как я. И что вы постараетесь на банкете донести до критиков, что все недостатки премьеры связаны только с очевидной слабостью пьесы и ни с чем другим.
— Он… он так сказал?
— Да. Он сказал еще существенно крепче!
— Во интриган! — почти восхитилась Вика, на душе которой моментально стало легко. — А мне, между прочим, совсем наоборот!
— В каком смысле — наоборот?
— Ну, что вы с ним не станете больше иметь дело со мной, потому что я — никудышный режиссер. Вы будете работать с профессионалами, а студию пускай прикроют. Я там чуть с ума не сошла! А тебе, по-моему, хоть бы что. Болтала со мной, как ни в чем не бывало.
Марина попыталась объяснить:
— Конечно, меня это не слишком порадовало, но я решила, что по большому счету вас можно понять. Вы действительно профессионалы, а я нет, и если б вы ставили пьесу драматурга, имеющего вес, он бы смог вас поддержать, от меня же студии никакой пользы. А я прекрасно понимаю, как для тебя эта студия важна и что с тобою будет, если ее прикроют. Только было обидно, что ты не сказала мне сама, но я постаралась показать тебе, что зла не держу. Конечно, следовало сразу обо всем догадаться и поговорить без обиняков, но ты обращалась со мной так холодно, что я совсем уверилась.
