— В холодильнике ростбиф, который я собиралась приготовить…
— Ни слова больше! Я вырос на ростбифе. Так что мы отлично справимся.
Вторая половина воскресенья застала Джонни в большой кухне судьи Шинна, облаченным в один из фартуков Милли Пэнгмен и ломающим голову над очищенным от костей ростбифом, покуда судья был занят в равной степени таинственными разговорами по телефону в своем кабинете. Джонни покончил с кулинарной тайной, найдя в одном из ящиков буфета поваренную книгу, но тайна телефонных разговоров судьи оставалась неразгаданной. Скрытность старика возмущала Джонни. Он размышлял над ее причиной, готовя тесто для печенья.
Когда Джонни накрывал на стол, судья прошел по коридору, даже не обернувшись. Джонни видел, как он пересек дорогу и исчез в церкви.
Старик вернулся через час, хмуря брови, и снова закрылся в кабинете. Джонни пришлось постучать несколько раз, чтобы получить ответ.
Они молча ели недожаренный ростбиф, горячее печенье с деревенским маслом, варенье из крыжовника (найденное на верхней полке буфета) и маринованные огурцы в банке с самодельной этикеткой, на которой красовалась подпись «Фанни Эдамс». Судья медленно жевал, сдвинув седые брови над проницательными голубыми глазами, — с таким же успехом он мог есть жареного сурка.
Но после обеда старик неожиданно усмехнулся и взял Джонни за руку.
— Не знаю, когда я больше наслаждался пищей. Ты перещеголял стряпню Милли. Бог с ней, с посудой, — Милли ею займется… Я хочу кое-что обдумать и проверить. Пошли в мой кабинет.
* * *
— Прежде всего, — сказал судья, опускаясь в кожаное вращающееся кресло, — пойми, что я не пытаюсь втянуть тебя в это, Джонни. Но пока ты здесь, не возражаешь, если я буду использовать тебя в качестве резонатора?
— Не возражаю, — ответил Джонни.
— Я не хочу, чтобы ты думал…
— Обойдемся без психологии, ваша честь, — прервал его Джонни. — Девушка готова — по крайней мере слушать.
— Спасибо, — серьезно сказал судья. — Давай уточним наше положение — прошу прошения, мое положение…
— Очевидно, — снова перебил Джонни, — вам нравится зря расходовать дыхание. Это дело интересует меня, судья, хотя бы как подтверждение моего тезиса, что, пока Бог на небесах, на земле что-то не так. Каково же наше положение?
— Ну, — судья откинулся на спинку кресла, — положение, можно сказать, критическое. Моя цель — сделать эту процедуру как можно более нелепой и незаконной с юридической точки зрения…
— Тогда к чему эта речь насчет персонала суда, адвоката и прочего? По-моему, это делает все чересчур реальным.
