Симон Лашом,
французский государственный деятель
А на площади, перед зданием мэрии и школы, возможно, будет установлен его бюст.
И Лашому вдруг стало жаль, что у него нет сына, которому можно было бы оставить в наследство свое имя и свою славу.
«Я состарюсь в одиночестве, и никто не продолжит мой род… В сущности, так и должно быть. Общественный деятель должен оставаться холостяком».
И в ту же минуту он услышал собственный голос:
– Хотели бы вы иметь детей, Мари-Анж?
Как раз в эту минуту она заметила дорожный указатель, где было написано: «Шанту – Моглев – 16 километров».
– О, я и не знала, что Моглев так близко отсюда! – воскликнула девушка. – Если у вас найдется время, я бы с удовольствием съездила туда на денек.
– Так поедем сейчас же, если вам хочется. Как это ни странно, но я никогда не бывал в этом замке, только видел не раз его кровлю, проезжая по шоссе. Я с удовольствием познакомлюсь с ним.
Они прибыли в Моглев, когда уже смеркалось. Огромный замок с наглухо закрытыми окнами возвышался над окружающей местностью. Ураган, пронесшийся осенью год назад, свалил два гигантских вяза, и они так и остались лежать в высохших рвах.
Лавердюр и его жена вышли из своего домика; на их лицах отразилось крайнее изумление, и они радостно кинулись к Мари-Анж.
– Мадемуазель! Господи! Мадемуазель приехала! Вот уж нечаянная радость! Только не обращайте внимания на наш вид. Смени поскорее каскетку, отец, – восклицала Леонтина Лавердюр.
Она часто моргала, и по ее смуглым морщинистым щекам катились слезы.
Мари-Анж и Лашом обошли замок. Их сопровождал бывший доезжачий, который исполнял теперь обязанности сторожа и управляющего. Все проржавело, подгнило, пришло в запустение. Парадный двор замка зарос сорной травой до самого крыльца.
– Вы уж простите нас, мадемуазель, ведь мы только вдвоем с Леонтиной, нам не под силу управиться, – сказал Лавердюр. – Прошлой весной я тут всю траву прополол, а нынче опять заросло, словно я ничего и не делал. Мы стараемся, сколько хватает сил, хотя бы дом сохранить… Я писал господину барону, что вязы рухнули, и я мог бы их продать, но он ничего мне не ответил.
Проходя под балконом, откуда было сброшено тело Жаклин, бывший доезжачий обнажил голову.
– Какое красивое, какое великолепное место, – восторгался Лашом.
– Мадемуазель и месье Жан-Ноэль собираются поселиться в замке? – спросил Лавердюр. – О да, я сам понимаю, здесь потребуется большая работа.
– Милый мой Лавердюр, – сказала Мари-Анж, – для этого мой брат или я должны породниться с какими-нибудь очень богатыми людьми.
