— С чего ты взяла? — принялся успокаивать он, отвлекая ее поцелуями, и преуспел в этом.
Но перед уходом он обернулся, и его обжег ненавидящий взгляд.
Дедал медленно ступал по дорожке сада, встревоженный разговором с Пасифаей, когда увидел прогуливающегося Миноса.
Правитель еще издалека улыбался.
— Догадывается или знает о нас с Пасифаей? — кольнула тревога. — Скорее всего догадывается, но не хочет терять хорошего мастера. Наложниц у него предостаточно, а Пасифая к ним не ревнует.
Дедал почтительно поклонился, Минос милостиво кивнул в ответ, растянув в улыбке толстые губы.
— Выискиваю недоделки, — объяснил свое появление в саду в столь ранний час Дедал и, не решившись взглянуть в глаза, уставился на красный, в белых точках угрей нос Миноса.
— Похвально, Мастер. Я вот тоже осматриваю сад, но пока доволен — все превосходно, а статуи твои великолепны!
Правитель поднял голову, разглядывая ближайшую Дедалову работу. Древнее божество луны и воды у гипербореев-данепрян и амазонок, а теперь у критян — великая Дана, с руками, обвитыми змеями, стояла, задумавшись. У нее были вытянутые к вискам большие глаза и горькая усмешка в углах пухлого рта.
— Пришлись ли по вкусу мои дары? — осведомился Минос.
— Благодарю за них. Но лучшим даром была бы для меня поездка на материк. Ненадолго.
— Куда? В Афины ведь тебе нельзя! — притворился непонимающим Минос.
— Нет, не в Афины. В Малую Азию, в Трою, на Делос. Там много данепрянцев, они прекрасно строят из дерева, я хотел бы посмотреть.
— Никто и нигде не может строить лучше Дедала, — отмахнулся Минос. — Я никуда не отпущу тебя.
Это было сказано твердо.
…Дедал застал дома обычную картину. Икар, узнав от Тима, что отца нет, затеял состязание по стрельбе из лука. Пятеро сверстников, выстроившись в ряд, метали стрелы в ствол молоденького кипариса, а гурьба девчонок, рассевшись по скамьям вдоль частокола, рукоплескала каждому меткому выстрелу. «Ну конечно, Икар без публики не может».
— Сын, попрощайся с друзьями. У меня к тебе дело, — сурово проговорил Дедал.
Икар снял бронзовый сверкающий шлем с перьями, вытер пот с лица.
— Но, отец…
— Жду тебя в мастерской, — поднял руку отец в знак того, что не собирается обсуждать свои решения.
Вскоре в мастерскую вошел понурый Икар и замер на пороге, подперев косяк плечом. Светлые длинные — до пояса — волосы, разделенные по критской моде на пряди, оплетенные тонкой тесьмой, закрывали полкорпуса — так худ и мал был Икар.
